Батя в «стране дилетантов»

Юрий Семченков

Мастерская

Удивительное дело. Дипломированных специалистов с самыми высшими образованиями у нас в стране все больше, а настоящих профессионалов — все меньше и меньше. «Страна дилетантов» — такой приговор вынес нынешнему положению дел наш собеседник, признанный мастер своего дела, непререкаемый авторитет среди всех, кто хотя бы мало—мальски связан с музыкой и звуком, Владимир Лейкин. Легендарный Батя.

«Примочки» и «квакушки»

— Как вы сами называете свой род занятий? Кто вы по профессии: звукорежиссер, звукооператор или кто?..

— Я не дам какого-то однозначного ответа на этот вопрос. Когда я только начинал заниматься тем, чем занимаюсь до сих пор, четкого представления о таких профессиях, по крайней мере, в нашей стране, еще не было. А я занимаюсь этим делом, страшно вспомнить сколько лет. Все началось еще в детстве, в школе. Слушали битлов, всякую прочую музыку. И кроме музыки самой по себе меня интересовали и всяческие околомузыкальные «прибамбасы» и вопросы. Например, каким способом озвучиваются огромные аудитории, скажем, стадион Уэмбли? Как в шестидесятых годах совсем не приспособленными для этого средствами умудрялись это делать? В те времена ведь нынешнего оборудования не было. Первое специфическое оснащение для музыкальных групп стало производиться, грубо говоря, с момента широкого распространения электрогитар. Почти все ведущие на сегодняшний день фирмы мирового класса выросли из гаражных мастерских и кухонь, где буквально «на коленке» мастерилось и собиралось первое оборудование. Кто-то что-то строгал и пилил, а потом хобби превратилось в профессию. Это мой случай. У меня именно так и произошло. Уже в десятом классе я паял для школьных музыкантов какие-то «примочки», «квакушки» для гитар и тому подобное.

— А непосредственно музыкой в те годы не пробовали заниматься?

— Пробовал. Было это очень давно — в начале семидесятых. При ЖЭКе у нас организовали ансамбль. Как сейчас помню, использовали аппаратуру КИНАП и ударную установку «Энгельс». Это самая первая ударная установка советского производства. На ней я и пробовал себя в качестве барабанщика. Но, похоже, барабанщик из меня не получился.

— Как я понимаю, у того, кто работает на концертах за звуковым пультом, музыкальный слух должен быть не менее тонким, чем у исполнителей.

— Я скажу так: в нашем деле, по моему мнению, больше важен не слух, а вкус. Но вкус соответствующий, специфический. Вот кому то, скажем, нравится розовый цвет, а кому-то белый. Со звуком такая же история. Кому-то всегда, например, мало басов, а кому то, наоборот, басы мешают, или недостает прозрачности.

Конечно, эти оценки субъективны. Но я считаю, что если у музыкантов и звукорежиссера вкус хороший, то продукт их труда, а в нашем случае это звук, понравится практически всем слушателям. Разумеется, качество звучания в большей степени все-таки зависит от игры музыкантов, от того, какая техника используется. Но значительную роль на концертах играет и звукорежиссер.

Говорят, что хорошую игру очень трудно испортить, но если звукорежиссер «постарается», то может испортить даже самое хорошее выступление. Если он, грубо говоря, окажется «не из этой оперы». А так порой случается, когда за дело берутся не профессионалы.

Я считаю, что большая беда России в том, что у нас страна дилетантов. Начиная с самого верха. У нас даже правительство по каким принципам подбирается? По принципу лояльности, по каким-то другим принципам, только не по профессионализму. Это наше горе. А потом удивляемся, почему ракеты падают.

«Монстры» с блокнотами

— Ваша профессия больше творческая или техническая?

— По-хорошему, конечно, это инженерная профессия. Но не все так просто. Мы наполовину инженеры, наполовину музыканты. Творчество и техника. Причем это такой симбиоз, который в идеале должен быть уравновешен. Лично у меня, может быть, есть некоторое превалирование технической части над музыкальной. Но ничего, это не мешает, много лет занимаюсь своим любимым делом, и, говорят, что-то получается. Но это далось многолетним трудом и ежедневной школой, можно сказать, я осваиваю свою профессию уже не один десяток лет. До сих пор езжу на профессиональные семинары. И за границу, и по стране. Вижу, как даже «монстры» нашей профессии, лучшие из лучших, сидят с блокнотами и записывают, ловят каждое слово признанных мастеров мирового класса. Я постоянно учусь и узнаю что-то новое, хотя, казалось бы, я спаял свой первый пульт, когда учился в техникуме связи, в 1977-м году. Можете посчитать.

— Тридцать семь лет назад.

— И я до сих пор часто становлюсь, как я называю этот процесс, «за верстак».

— Так ведь и не просто так вас по городу называют «Батей». Это ведь лучше всего говорит о признании и авторитете.

— Я бы, может быть, и согласился с вашим высказыванием, если бы получил это прозвище уже в зрелом возрасте, скажем, лет десять назад. Но оно приклеилось ко мне еще в техникуме, это было очень давно. В армию я уходил уже Батей.

С понтами и без

— Бывает ли, что ваше мнение по настройке аппаратуры по качеству звука не совпадает с мнением музыкантов? Что делать в таких случаях?

— Настройка аппаратуры и качество звука больше зависит не от музыкантов, а от их соответствующих служб, от их звукорежиссеров. Сейчас разве что только какие-нибудь барды третьего эшелона могут приехать с одной гитарой и сказать, мол, поставьте мне микрофон, подключите гитару и как-нибудь настройте. Все серьезные артисты приезжают со своими звукорежиссерами. И серьезные барды, кстати, тоже. Тот же Митяев.

— Он не только с гитарой приезжает?

— Нет, конечно. Я хорошо знаю его звукорежиссера Романа Ивановского, очень серьезного профессионала. А это всегда чувствуется на концертах. Ведь зачастую артист находится в непростом положении. У него есть выбор между настоящим профессионалом и между почти случайным человеком, который дешево продает свою работу. Работа высокопрофессионального звукорежиссера стоит достаточно дорого. Я не знаю ни одного хорошего специалиста «с ушами» и с инженерными знаниями, который бы работал за копейки. Когда Церетели ваяет свои памятники, можно только догадываться, какими суммами исчисляются его гонорары, но, поверьте, есть свои «церетели» и у нас, в нашей сфере. Несколько человек я знаю. Я говорю, естественно, в масштабах России. Есть и в Смоленске ребята неплохие.

У меня есть мой помощник и партнер Дмитрий Сланов, мы с ним работаем уже несколько десятков лет. Так вот, мы для себя определили некую иерархию звукорежиссеров. Самый страшный вариант, когда человек неадекватен и при этом «на понтах». Самый хороший вариант, когда человек адекватен и без понтов. С такими людьми мы находим очень близкий контакт и продолжаем общение и в жизни. Как вы поняли, основных критериев два: профессиональная адекватность и понты. Соответственно, в зависимости от сочетания этих критериев, есть еще одна категория, с которой несложно работать. Эти люди не разбираются в предмете, но они и без понтов. Тебе начинают смотреть в рот, ловить каждое указание, и часто за счет этого удается вытянуть концерт.

Есть и особая, так сказать, каста. Глубоко знающие материальную часть звукорежиссеры и звукоинженеры, которые настолько же глубоко знают музыкальную часть. Условно говоря, могут сесть за рояль и сыграть Баха. Но таких людей очень-очень мало.

Музыка должна «вставлять»

— Как вы себя чувствуете, работая с признанными мастерами, скажем, в Москве, куда вас часто приглашают?

— Я абсолютно нормально себя чувствую. Может быть, вследствие возраста и опыта. Кроме того, звукорежиссеров всех, так называемых, «старых» музыкальных групп я знаю лично. И по стране в свое время мы покатались довольно много. Большой тур отработали, например, с хором Турецкого. Со Стасом Михайловым была серьезная работа в больших комплексах.

— Есть ли у вас какая-то профессиональная мечта?

— Если говорить о конкретных персонажах, с кем бы я мечтал поработать, то, к сожалению, моя мечта не осуществима. Это Фредди Меркьюри. Такие музыканты рождаются, по моему мнению, один раз в тысячу лет. Еще, пожалуй, чисто профессионально мне было бы интересно поработать с АС/DC.

— Разный ли подход к озвучиванию, скажем, симфонического концерта и рокового?

— И то и другое должно «вставить». Музыка должна «вставлять». И симфоническая, и рок, и джаз. Наверное, это будет несколько по-разному. Но музыка не должна вызывать дискомфорт. Как иногда бывает на концертах? Мы видим любимого артиста и не можем от него взгляд оторвать, но то, что мы в это время слышим, входит в диссонанс с тем, что мы видим. Зрителю хочется куда-то сбежать, заткнуть уши, а он должен получать удовольствие.

Честно скажу, мне очень редко нравится, скажем так, как звучит. Да, для всех все хорошо, все классно, но я-то чувствую нюансы. Ошибка может быть самой незначительной, и рядовой слушатель кайфует и никогда ничего не заметит, но я-то слышу и понимаю, что можно было бы и лучше сделать. Это неудовлетворение и является движущей силой к дальнейшей работе, к учебе, оно поддерживает постоянный интерес к своему делу.

— Удается ли вам во время концерта воспринимать музыку не как участнику действия, а отстранено, как рядовому зрителю?

— Если я работаю на концерте как звукорежиссер, то чтобы я отключился, абстрагировался, должно произойти что-то невероятное. Это очень-очень редко бывает. А если работаю с приехавшим звукорежиссером, то после подготовки, настройки непосредственно на концерте я присутствую практически как зритель, и если звучит хорошо, то у меня легко получается отключиться, и я воспринимаю концерт. Но как только что-то не ладится, у меня сразу «чик» — и включается тумблер. Там высоких частот мало, там низких, здесь гудит, там микрофон подсвистывает. Сразу включается профи. Если сам за пультом, то должно все сложиться в идеальный вариант, когда ничего не хочется трогать, не хочется крутить ручки. Вот есть настройка. Я так себе это представлял — это так и звучит. Мне нравится. Что, повторюсь, далеко не часто бывает. Но, с другой стороны, когда все начнет нравиться, зачем тогда этим заниматься? Надо тогда, наверное, картины рисовать идти.

— Это все впереди.

— Может быть, но, пока есть еще к чему стремиться, — поработаем.

Город без «дров»

— Гастролеры чаще возят свое оборудование или используют местное?

— Если раньше иногда были разговоры, мол, в регионах «дрова» выставляют, что-то чуть ли не самодельное, то сейчас все вопросы сняты. Мы, например, используем на концертах оборудование известной американской фирмы Meyer Sound. Их техникой оборудован, скажем, Карнеги Холл в Нью-Йорке.

Когда исполнитель проводит большой гастрольный тур, то обычно гастролирует по всем городам со своим оборудованием. Причем оборудование на месте может быть и лучше, но на своей аппаратуре человек отработал уже двадцать площадок, он к ней привык. Если концерт не в рамках тура, то, как правило, обращаются к нам.

— Сейчас нет такого, когда неважное качество звука, можно было бы оправдать отсутствием в провинции оборудования необходимого класса?

— Сейчас регионы очень поднялись в этом смысле. Да и как можно жаловаться на «дрова», если все согласования технических райдеров проходят заранее.

— Фонограммщики сейчас остались?

— Может быть, сейчас открою небольшой секрет. Фонограмма фонограмме рознь. Сейчас часто используют многодорожечные фонограммы, которые заводятся в микшер. Там прописан и бэк-вокал, и ритм-секция, и голос, и партии отдельных инструментов. Но это не мешает исполнителям играть и петь вживую. Все запускается синхронно, оператор в любой момент может творить чудеса: добавить что то, подстраховать. А так, я очень давно не помню, чтобы кто-то работал под откровенную «фанеру».

— За смоленской рок-музыкой следите? Она ведь по сути родилась на ваших глазах. Родилась и умерла?

— Раньше, если помните, в восьмидесятые годы рок-клуб работал очень активно. Я занимался там всей техникой. Были интересные группы, со многими мы даже поездили с концертами с свое время. Небезызвестная группа «ЭШ», я с ними очень много работал. Очень интересная группа «БМП» Игоря Воронца, на их тусовки собиралось неимоверное количество народа. Группа «Нянечка» Сережи Колобаева, панк-рок, по-своему прикольно.

Сейчас более-менее еще теплится «А-клуб», Вася Гарапко молодец в этом плане. Фактически это единственная точка в Смоленске, где еще проходят какие-то мероприятия, но их все меньше. Был «Смоленский проект», но он, похоже, скукожился на нет.

Но и сейчас есть достойные, на мой взгляд, команды. «OUTBACK» — очень профессиональный коллектив Дмитрия Жлобницкого. «СКАзка» — крепкая интересная команда. Но такой массовости, как раньше, нет. Рок-движения нет. Все закрылись по каким-то репетиционным базам-гаражам. Еще в Печерске Сигмер пытается что-то делать, проводить конкурсы, фестивали. Но я, например, как-то присутствовал на фестивале «Сафоний». Если говорить о нашей стороне, то технический уровень ниже всякой критики. Я уже готов был почти на безвозмездной основе помочь — за родную область стыдно было. Нанимали какой-то совсем уж дешевый прокат из Белоруссии и получили уровень «ни о чем». Причем это открытый рок-фестиваль был, с приглашенными гостями. Плакать хотелось.

Все улетели в космос

— В Смоленске конкуренция не очень сильная?

— На этом рынке фактически конкуренции нет.

— Все у вас в руках?

— Кстати, вот о чем надо обязательно сказать — у нас очень плохо, с точки зрения звука, оборудованы наши стационарные культурные заведения.

— По области?

— И даже наши «монстры» — филармония, драмтеатр. Там что-то делается, но, скажем, должному подобающему уровню это не соответствует.

— А новый КВЦ имени Тенишевых?

— Дело в том, что при его строительстве изначально с точки зрения акустики никак не учитывалась возможность проведения концертов. Вылечить положение в определенной степени, наверное, можно, но это будет стоить так-и-и-и-их денег. В других городах в этом вопросе «в космос улетели» по сравнению со Смоленском. Даже на уровне районных городов. Может быть, после этих слов я заполучу очередную партию недоброжелателей, но считаю, что сказанное только на пользу, поскольку болею за общее дело. Подход, к сожалению, одинаков во всех сферах. Вместо того чтобы один раз сделать дорогу, условно говоря, за десять миллионов рублей, мы выбрасываем ежегодно десять лет подряд по миллиону. В результате — ни денег, ни дороги.

— Если говорить, например, о драмтеатре, на ваш взгляд, какой порядок сумм нужен на соответствующее достойное оборудование? Миллионы? Десятки миллионов?

— Десятки миллионов, если делать «по-взрослому». А сейчас получается, что у нас в городе нет ни одной стационарной точки с серьезной технической зальной системой. Я не говорю, что нет совсем ничего, концерты же проходят. Но уровень?! Он может быть значительно выше, и таких примеров в соседних областях достаточно, насколько я знаю. Очень мало регионов, где положение с техническим обеспечением культурных учреждений столь же плачевно, как у нас. И пусть кто-то попытается меня убедить в обратном. Я слишком хорошо знаю положение дел. Есть, конечно, и положительные моменты — «Губернский» сейчас по свету очень хорошо подтянулся, зал «Кристалла» — приятное исключение.

— А если обратить внимание совсем на другую категория заведений, на рестораны, там вообще обращают внимание на такие вещи, как акустика, аппаратура, звук?

— Можете про рестораны написать прямо: «без слез не скажешь». Рестораны — особое место. Без сомнений, самое первое — кухня. Если не собираетесь делать хорошую кухню изначально — можете не открываться, никакие интерьеры не спасут. Но кухня еще не все. Вот пришел человек в ресторан, вкусно поел, программу посмотрел, танцы там, музыка. Но чтобы человеку захотелось прийти еще раз, ему должна понравиться атмосфера заведения. Атмосфера. Понравиться должна на бессознательном уровне. Гость даже может не отметить для себя, что конкретно его раздражает, не сможет объяснить, почему ему здесь не понравилось. Что-то не то. А это неуловимое «не то» и кроется очень часто в звуке, акустике, свете, шуме. Мне смешно, когда к нам в фирму приезжают клиенты на джипе за пять миллионов рублей и просят оборудовать ресторан звуком за двадцать тысяч. Рублей.

«БУхает» или «цЫкает»

— При работе на общественных мероприятиях, скажем, на праздниках, днях города может ли быть такое, что кто-то из чиновников приходит и вмешивается в работу, требует продемонстрировать, как все будет звучать, подстроить под свой вкус?

— В этом большой плюс нашего города: нам доверяют и не лезут без надобности с указаниями и советами. А в других городах мне такие чудеса рассказывали. Приезжает, скажем, инструктор из отдела культуры и ползает по сцене с рулеткой, измеряет расстояние между мониторами, ругается, что по техзаданию сцена должна быль длиной 10 метров, а на самом деле 9,95 метра. Мол, вы выиграли тендер — обеспечьте выполнение. Человек, не понимающий ничего, начинает рассуждать о звуковых дисперсиях, диаграммах направленности и частотных характеристиках. Нашим местным руководителям надо отдать должное — они себе подобного никогда не позволяют. Но если бы были претензии, они бы сказали. Видимо, обе стороны пока все устраивает.

— Если говорить о звуковой технике для дома, что можете посоветовать?

— У меня много знакомых, которые покупают какие-то совершенно немыслимые дорогущие Hi-End системы для дома, аппаратуру стоимостью десятки тысяч долларов (а порой и сотни), проводят специальные обработки стен, гоняются за какими-то уникальными проводами. Я никогда не понимал, как можно отдать пять тысяч долларов за провод. (Может быть, потому что такие же примерно провода использовались в свое время на нашем авиазаводе, и, не будем греха таить, их тогда могли вынести за бутылку).

-То есть эта гонка за сверхкачеством звука не имеет смысла?

— Она имеет свой смысл. У этих людей между собой идет вечное соревнование. Они ходят друг к другу в гости, слушают, оценивают. У тебя джаз звучит, а рок не звучит, а у тебя «цыкает», а у тебя зато «бУхает». Я им всегда говорю одну простую вещь. Всю эту музыку, которую вы слушаете, записывали где-то на студии, используя ту или иную аппаратуру, слушая через какие-то колонки. Хотите максимально приблизиться к тому звуку, который создатели хотели выдать, купите себе такие же студийные мониторы. Да, они стоят больше миллиона рублей каждый. Но для того, чтобы слушать ваши дорогущие диски и не искать колонки якобы необыкновенного звучания, самый правильный вариант — приблизиться к исходному, слушать на том же, на чем делалась запись. Твоя аппаратура может быть лучше, приятнее слуху, но это не тот звук, который подразумевался, не тот, который слышали изначально. Но тут каждый волен делать свой выбор. Если человек помешан на качестве звука, то это становится своего рода религией. Молятся на провода, наконечники, пирамидки, стекла. Понятно, что эти предметы — проявления, порой, высочайшей инженерной мысли, но я отношусь к этому по-своему.

О чём говорит СМОЛЕНСК

независимое общественно-политическое издание