Дети халтуры не прощают

Юрий Семченков

Мастерская

Заместитель директора смоленской средней школы № 26 Олег Бойцов, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка СмолГУ достаточно молод и ещё сохранил, как мне показалось, восторженно-романтическое отношение к своей профессии. В то же время он достаточно опытен и, без сомнения, способен давать квалифицированные оценки происходящим в сфере образования процессам. Работа учителем в школе и преподавателем в вузе позволяет ему взглянуть на многие вопросы с разных сторон.

— Олег Николаевич, сколько лет вы работаете в школе?

— В этой одиннадцать, а вообще — уже четырнадцать. В 1998 году начинал работать в Катынской школе.

— То есть, кроме школы вы нигде не работали?

— Нигде. Сейчас ещё параллельно преподаю в вузе. В СмолГУ.

— Как считаете, изменилась ли мотивация у тех, кто шёл в педагогические вузы в ваше время и у тех, кто идёт сейчас?

— Не знаю, как другие, а я, например, шёл целенаправленно, чтобы после окончания института работать в школе. У нас в родне учителей никогда не было. Выбор свой я делал очень осознанно. Тяга к русскому языку у меня была всегда, хотя, может быть, и не всё получалось, когда учился в школе. Позже уже окончательно понял, что это моё.

— Выходит, не обязательно в школе блестяще успевать по русскому языку, чтобы стать кандидатом филологических наук?

— Я в своё время оканчивал сельскую школу и очень благодарен своим школьным учителям. Но, видимо, не обязателен был тот наш старый школьный подход, когда надо было вызубрить тысячу правил. У меня не всегда это получалось. Наверное, главную роль сыграла тяга к филологии, тяга к языку, к общению, к коммуникации, которая была у меня всегда.

— Вы сказали, что шли учиться с твёрдым намерением стать учителем…

— Только учителем. Однозначно. Более того, закончив в 1998 году наш вуз, я пошёл работать в сельскую школу. И мне в мои двадцать три года казалось, что я должен быть только учителем, «лучом света», если хотите. Понимаю, что это было наивно и очень романтично. Потом, со временем, не могу сказать, что этот настрой стал угасать, но он перерос в реалии действительности. Я увидел плюсы и минусы своей работы. Но о том, что я учитель, ни в коем случае не жалею. Мне огромную базу дал наш университет, когда я стал учиться в аспирантуре, защитился. Очень-очень благодарен своему научному руководителю Евгении Николаевне Борисовой (к сожалению, ныне покойной), которая из меня сделала филолога, кандидата наук. Сейчас совмещение школы и вуза, учительства и преподавательства даёт мне, помимо практики, близость к науке. Это именно то, чего я и хотел.

— Но согласитесь, что в вашей профессии выжили только подвижники, те, кого не интересовала зарплата и условия работы.

— Знаю по себе. Ни в коем случае не хочу лукавить, но действительно зарплата тогда не интересовала. Казалось, что я стану филологом, стану учителем, и всё в жизни будет хорошо. Не думал о цифрах совершенно, хотя первую свою зарплату за август 1998 года я получил в конце ноября. Как выживал — не знаю, но как-то выживал.

Идут ли сейчас учиться подвижники или люди с более прагматическим расчётом? Я смотрю на студентов, с которыми общаюсь, работая в вузе, к сожалению, у многих цель — получить «корочку». Звучит очень печально, но уже даже не диплом, а «корочку», а дальше видно будет.

Хотя есть и очень толковые студенты.

— Честно говоря, мне, например, трудно представить молодого человека учителем. Программистом, торговым представителем, кем угодно, но не учителем.

— Да, до школы выпускников доходит мало. «Я хочу работать в школе», — мне приходится слышать такие реплики. Есть такие ребята. Конечно, это намного лучше, чем в случае, когда в школу просто случайно занесло. «Я там попробовала, там попробовала, вот хочу себя попробовать в школе». «Попробовать поработать» — это как покушать блюдо — может ведь и не понравиться. А если ничего другого нет, то пробующие начинают мучиться, а это мучение дети видят. Хотя к молодым очень хорошо относятся. Дети очень тянутся к молодым, им хочется с ними общаться, но не прощают халтуры. Они сразу понимают, если кто-то не дорабатывает.

Почему не все идут в школу? Не знаю. Мне кажется, времена изменились, и в школе сейчас не так плохо, как в девяностые. Если есть голова, есть желание общаться с детьми (а это действительно порой бывает очень сложно), то можно найти себе применение и в школе. Думаю, что социальный статус учителя во многом из-за позиции определённых средств массовой информации ещё не вырос до того уровня, на котором был в советское время. Сейчас другое, чем, например, в сороковых-пятидесятых годах, отношение к учителям. И его нужно менять, через государственную политику поднимать всё-таки имидж учителя.

— Да, нередко отношение к учителю, как к обслуге.

— К сожалению, в глазах многих мы действительно обслуживающий персонал. Как заместителю директора школы мне приходится решать много конфликтных ситуаций. Пришлось даже открыть учебники по конфликтологии и психологии. Вникаю абсолютно искренне с точки зрения создания позитивной атмосферы. И в учительской среде, и в среде детей, и среди родителей. Родители порой приходят с откровенной агрессией, с откровенным потребительским отношением. Приходится слышать: «Вы должны, вы обязаны. Я целыми днями работаю, мне некогда, а вы должны моего ребёнка учить. В первом классе я отдал вам тесто, а в одиннадцатом должен прийти за пирожком». Мне кажется, что самое главное — это именно позитивное отношение, может быть даже с некими элементами игры, несмотря на то, что школа — очень серьёзное заведение. В школе невозможно работать, если у тебя нет юношеского задора. Есть учителя, которым «за шестьдесят», но дети их боготворят. За то, что учитель видит ребёнка. Ни в коем случае не идёт на поводу, а видит. Если подходить к детям очень сухо, то так же и дети будут к тебе относиться.

— Получается, как ни крути, а профессия для избранных.

— Абсолютно. К сожалению или к счастью, есть такое слово «призвание». Я про это всегда говорил и говорю своим коллегам. И первого сентября, и двадцать пятого мая.

— Насколько правомерны разговоры о тяжёлой доле учителя (прежде всего финансовой)?

— Тяжело начинающим. У начинающих педагогов, вышедших из вуза в 23 года, зарплата 6–7 тысяч рублей. Но в принципе есть надбавки, какие-то суммы на поддержку. Всегда стараюсь говорить коллегам, что не надо самих себя занижать, мы ведь себя занижаем, в том числе, и в глазах детей. А сейчас такое поколение… Мы с нашим директором Александром Петровичем Алексеевым проводили пару лет назад достаточно глубокие исследования по взаимоотношениям учителя и ученика. И оказалось, что нынешние современные ученики ставят отметку «ноль» людям с заниженной самооценкой. Они их просто не замечают. Если я прихожу в класс с заниженной самооценкой, то в лучшем случае они меня пожалеют, а в худшем они надо мной посмеются. Нужно быть выше всех этих бытовых разговоров. Всё-таки ты учитель. А это в определённой степени актёрство. Ты играешь роль — роль учителя, роль наставника, роль воспитателя. Даже если тебе тяжело. Мои протекающие дома батареи не должны интересовать ученика. Если его интересуют батареи, то не будет интересовать то, что я хочу вложить.

— Насколько вопрос «мужчина в школе» актуален, и так ли это важно на самом деле?

— Важно. Нашей школе повезло — у нас есть около десятка мужчин во главе с директором Александром Петровичем Алексеевым. Очень многие коллеги из других школ нам откровенно завидуют. Мужчина должен быть в школе, как и мужчина в семье. Так природой заведено: есть мужчина, есть женщина. Дети это чувствуют. Может быть, учителей мужчин любят даже чуть больше, сильнее к ним тянутся.

— Теперь, если позволите, немного о литературе. Как учить литературе, какова конечная цель овладения этим предметом? Это же не набор фактов или дат, не знание формул.

— В своё время это был именно набор энциклопедических знаний: имён, дат и так далее. Сейчас федеральный государственный общеобразовательный стандарт делает ставку не на набор знаний, а на умение эти знания применять в жизни. Литература, я уверен, должна воспитывать эмоции, должна учить ребёнка размышлять. Я могу со временем забыть героев и не помнить даты, но помню эмоции, которые во мне родились. Помню произведения, над которыми я просто плакал, помню их до сих пор. И слава богу, что эта эмоция во мне есть, и спасибо тем учителям, которые дали мне эту эмоцию. А сейчас я сам, как учитель, пытаюсь заразить учеников эмоциями. Вспоминаю урок в пятом классе по «Муму» Тургенева, в конце урока девчонки заплакали. Для кого-то это покажется странным — вышли с урока плачущие ученицы — а я считаю, что это здорово. Они сумели воспитать в себе эту эмоцию и в следующий раз будут искренне сострадать не только литературному герою. Литература — это эмоции и мышление. Кроме того, читающий человек — всегда человек грамотный.

— Читают сейчас дети?

— Плохо читают. Но есть и читающие дети, интересующиеся. К сожалению, чтение часто замещается ознакомлением с появившимися форматами сокращённого изложения, как я называю, «дайджестами». Содержание знают и всё. Хотя некоторые старшеклассники часто хотят поговорить на темы каких-либо современных писателей и приносят свои книги.

— И что приносят, «Гарри Поттера»?

— Сейчас они всё больше переходят на фантастику, на зарубежных писателей, которых порой даже я, к сожалению, не знаю. И я не могу сказать: «Нет, не надо этого читать». Я говорю: «Давайте посмотрим, давайте поразмышляем, я почитаю через два дня и тебе скажу своё мнение». Тут главное — найти точки соприкосновения. Даже если, на мой взгляд, это слабое, пустое произведение, надо сказать: «Посмотри, здесь интересно, а вот здесь слог не тот. Давай посмотрим лучше…»

— И подсунуть ему, скажем, Лема.

— Да. Ребёнка с его интересами отвергать нельзя.

— Вы сейчас имеете право самостоятельно выбирать программу обучения, насколько этот допустимый люфт сильный, и полезен ли он?

— Выбирает программу школа. Есть определённый стандарт. Есть рекомендованные программы, внесённые в список министерства образования, под них берутся учебники.

— Это большой перечень, сколько программ, например, по литературе, десяток?

— Нет, десятка нет. Программ пять-шесть, но в любом случае изучается определённый набор произведений. Я ничего страшного в этом не вижу. Так или иначе, мы выходим на ЕГЭ; в любом случае, ребёнок, даже переходя из одной школы в другую, не должен испытывать дискомфорта.

— Насколько вас устраивает подбор произведений внутри этих программ?

— Классика всегда была и остаётся классикой. Ушла из программ советская литература, и очень жалко.

— Соцреализм?

— Мы говорим об этом направлении в целом, но в меньшей степени говорим о каких-то конкретных произведениях. Мне кажется, всё-таки что-то нужно было оставить, Фадеева, например. Но, с другой стороны, сейчас информационный поток, в том числе и в сфере литературы, настолько мощный, что детям порой трудно ориентироваться. А ребёнку нужно и музыку послушать, и фильмы посмотреть. Определённый набор произведений нужен, чтобы действительно воспитать душу.

— Ваш личный Топ-5 произведений, без которых немыслима школьная программа литературы, если это возможно?

— Это сложно. Раз в год я стараюсь перечитывать «Евгения Онегина». Каждый раз нахожу в нём что-то новое. Гоголь «Мёртвые души». Тургенев «Отцы и дети». Поэзия Пушкина и поэзия Цветаевой. Как-то так. Вот я вам назвал пять произведений, а уже тяну вслед Зощенко. Я открыл его для себя ещё в школе, потом в вузе увлёкся так, что написал курсовую, которая могла стать дипломной работой. Булгаков «Мастер и Маргарита» и «Собачье сердце». Вот уже десяток набирается.

— А кандидатскую защищали по какой теме?

— Я защищался по лингвистике. Лингвистическое краеведение. «Топонимия Смоленского края в прошлом и настоящем». Изучал пласт названий населённых пунктов на картах XVIII–XIX веков. То, что сейчас исчезло с карт, историю развития топонимической системы Смоленщины.

— То есть, деревня с необычным для Смоленщины названием Жанвиль в Хиславичском районе входила в предмет исследований?

— Да, и она в том числе.

— Так откуда у этого названия ноги растут?

— Есть две версии. Либо там был какой-то помещик по имени Иван, решивший себя назвать на французский манер. Жанвиль — деревня Ивана. Либо всё-таки какой-то француз настоящий там остановился.