Честный театр
Александра
Целуева

Юрий Семченков

Мастерская

Наш сегодняшний собеседник Александр Целуев руководит историческим театром «Порубежье». Театром уникальным. (Я, честно говоря, не очень люблю подобные эпитеты, но в данном случае это так.) Предвижу возражения, что, мол, людей, занимающихся воссозданием и воспроизведением исторических эпох и событий сейчас достаточно много. И какой-то особенной разницы между ними нет.

До этого интервью и я думал подобным образом.

— Александр Михайлович, исторических театров, подобных «Порубежью», я больше не встречал…

— Потому что таких больше нет.

— Однако реконструкторских клубов в стране многие сотни. Но в нашем интервью мы сегодня уделяем им внимание только потому, что хотелось бы узнать, в чём ваше принципиальное различие?

— Принципиальное различие в том, что мы осознанно всю нашу деятельность направляем только на выступления. Меня лично мало интересует запредельная достоверность какого то, скажем, костюма. А люди, называющие себя реконструкторами, в основном стремятся себя, красивых, одеть в какие-то шмотки, с тем чтобы, по-русски говоря, повыпендриваться перед себе подобными. На очередном сборище ты появляешься в новом сверхнавороченном прикиде, который часто стоит баснословных денег и далеко не всегда сделан своими руками. Этим всё и ограничивается. Как правило, люди эти абсолютно беспомощны в плане показательных выступлений.

— Они, по вашему мнению, беспомощны физически, исторически?

— Беспомощны в первую очередь сценически. Подавляющее большинство из них стесняются сцены, стесняются нормально показать себя. Поэтому прикрываются неким апломбом. Либо они предельно достоверные реконструкторы — и всё до последнего шва на костюме у них настоящее, чуть ли ни нитки вручную покрашены, либо они «невсебенные» воины, которые сражаются насмерть. Естественно, всё это обман.

— Вы честно называетесь театром…

— И горжусь этим. Согласитесь, очень смешно получается, когда мальчик заявляет, что он великий рыцарь. Давайте условно перенесём его в реальные события того же любимого им XIII века. Да его развалят пополам в первые же минуты боя. Какой ты воин, если никого не убиваешь? Всё это условность, игра. Так называйте игру игрой.

— Реконструкторское движение — это некий уход от реальности?

— Думаю, однозначно так говорить нельзя. Для некоторых это настоящий бизнес, причём довольно серьёзный. Изначально движение создаётся на чистом энтузиазме, потом появляются люди, которые на нем начинают делать деньги. Эти люди задают определённые условия: если ты хочешь участвовать, то должен соответствовать требованиям, а соответствовать ты сможешь, только купив у меня изготовленный мною, например, шлем, который документировано достоверно соответствует заявленной эпохе. При этом, если появляется на горизонте человек, который сделал тот же шлем сам, так, как он считает правильным, то он будет неизбежно подвергаться если не насмешкам, то как минимум критике.

— Но доходит до того, что люди сами присваивают себе воинские звания.

— Это отдаёт уже просто детским садом, такая несерьёзная игра в войнушку. Присваивать друг другу звания несуществующих армий, самих себя именовать магистрами и контурами — это же глупость запредельная. Что об этом можно сказать, если некоторые себя всерьёз считают Наполеонами Бонапартами.

— Понятно. Вам, в свою очередь, зачем нужно занятие театром? Это разновидность хобби?

— Сейчас постараюсь объяснить. Вообще, сколько мы ни общались в своём кругу, а он относительно узок…

— Человек пятьдесят?

— Человек пятьдесят мы можем собрать с учётом добровольцев. На самом деле, основной костяк очень небольшой, максимум шесть человек. Так вот, во время этих разговоров большая часть людей приходит к тому, что не может объяснить внятно, зачем нам всем это надо. Наверное, потому, что когда мы собираемся вместе, занимаемся любимым делом, это доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие. Но мы реально живём в этом мире, мы не забываем, кто мы есть на самом деле, не берём себе эльфийских имён. У нас нет самоцели делать мероприятия ради самих себя. Давайте построим скит и будем там жить и умиляться «ах, мы такие все средневековые». Ничего подобного. Мы люди сугубо творческие. Можем сами написать сценарий, сами подготовить для него костюмы, сами подобрать музыку, поставить «боёвки». В конечном результате получаем хороший продукт, который искренне нравится зрителям. Это я не голословно утверждаю, это подтверждено двенадцатью годами моей работы. У нас сложился определённый круг фанатов, которых мы знаем, они постоянно приходят сами, детей приводят, интересуются, когда следующее выступление.

— Не было мыслей о классическом театре?

— Боже упаси. Какие из нас классические актёры? Кто мы есть? Любители. В чём-то наивные, в чём-то неумелые, в чём-то дилетанты, графоманы. Но это наша ниша, которую мы сами для себя создали.

— Выступления планируются вами или вас специально приглашают?

— У нас есть свои планы, которые происходят из наших возможностей и наших интересов. Допустим, были годы юбилеев петровских побед. У нас в Монастырщинском районе возле села Раевка произошло крупное полевое сражение с войсками Карла XII. За всю свою историю наш любимый город-щит впервые и единственный раз этим щитом и сослужил. Действительно отразил удар вражеского войска. В ходе этого сражения шведские войска были остановлены и повернули на Украину, то есть до Москвы швед через Смоленск не прошёл. Но Смоленщина в связи с этими событиями на федеральном уровне не прозвучала вообще. Однако мы, что могли, делали. Запланировали на данные годы занятия эпохой Петра Первого и поставили спектакль.

Почему мы этим занимаемся? Возникает ощущение, что от тебя в этом мире многое зависит. Смотрите, Грюнвальдская битва. Шестьсот лет. Для Смоленщины событие знаковое. По сути, крупнейшее сражение Средневековья, исход которого решают наши полки. Что происходит по этому поводу в городе? По-моему, данное событие вообще никак не прозвучало в местных средствах массовой информации. И мы гордимся тем, что без лишнего шума, без политизированного апломба нашими усилиями сделана выставка «Грюнвальд. 600 лет спустя». Она до сих пор экспонируется, люди её смотрят, у них рождается гордость за свой город, за свою страну. Кто к этому причастен? Мы причастны. Значит, мы в стороне не стояли. Проще всего сидеть на диване и кричать, как всё плохо. А ты попробуй что-то делать сам.

Отдельный вопрос, как мы всё это делаем.

— Как?

— Делается всё за свой счёт, а мы далеко не миллионеры. Никакой государственной поддержки. Никто нам ничего не давал.

— Ваши подготовительные занятия — это тренировки или репетиции в большей степени?

— Есть и репетиции, и тренировки. Тренировок, конечно, больше. Пока у нас была возможность пользоваться залом ДОСААФа…

— Простите?

— Финансы. За всё надо платить, а где мы возьмём такие средства? Пришлось оттуда уйти. Там нам было совсем хорошо. Сейчас занимаемся в Громовой башне. Как снег сойдёт, переместимся в Реадовку, подальше от людских глаз, чтобы полностью сконцентрироваться на занятиях. Тренировка включает в себя отработку навыков владения холодным оружием и рукопашным боем. Занимаемся давно, есть своя система, по которой работаем, готовим начинающих. И есть ещё репетиции, они у нас проходят перед мероприятиями, будь то спектакль в Громовой башне или какое-то показательное выступление.

— До какой степени прописаны ваши сценарии? Каждый участник знает, когда выстрелит, а когда закричит «ура»?

— Только так. Самодеятельность недопустима, когда вы работаете на площадке, заряженной пиротехникой. Если начнётся самодеятельность, это закончится очень плохо. Никто никакой импровизации не допускает. Действия отрабатываются буквально до каждого шага. Любой из нас знает, куда он бежит, когда бежит, где ложится, садится, откуда ведёт огонь. Всё должно быть отлажено очень чётко. Иначе всё превращается в бардак. Учтите, что у нас нет огнестрельного оружия, и поэтому мы вынуждены работать под фонограмму.

— Это звуки выстрелов?

— Да, и музыкальное сопровождение, которое создаёт необходимую атмосферу. Очень серьёзная составляющая спектакля, мы вынуждены вписывать свои действия в фонограмму.

— Стрелять под фонограмму, наверное, даже тяжелее, чем петь под фонограмму?

— Я думаю, да. Достаточно кому-то замешкаться, сбить общий порядок действий, и возникают проблемы.

— Есть ли у вас, скажем так, любимые исторические эпохи?

— Заведомо не буду заниматься историческим временем, к которому душа не лежит. Меня оставляет абсолютно равнодушным, например, античность. Достаточно прохладно отношусь у к раннему Средневековью. Ещё детская любовь — это XIII–XIV века. Ледовое побоище, Куликовская битва, Грюнвальд. Обдуманные симпатии у меня возникли к XVII веку. Очень интересная эпоха и по доспеху, и по костюму, и по оружию, которое можно использовать в выступлениях. Такого спектра никакая другая эпоха не даёт. Много и холодного оружия, и самого разного огнестрельного. К тому же, это время — очередной звёздный час моего родного города. Смоленск, спасающий страну. Я не боюсь этих высоких слов, потому что это действительно так. Попробуйте меня переубедить.

Великая Отечественная война — заложенное с детства, на генетическом уровне. Это рассказы бабушки о войне, это книги, фильмы. Это наиболее трогающее сердце время. Я могу пошутить со средними веками, с эпохой Петра. Можно сделать даже комедийное выступление. Людям это нравится и не идёт в разрез с моими моральными устоями. Но шутить с Великой Отечественной нельзя, это событие, которое полностью коснулось всей страны. В истории любой семьи след свой оставило. К этому нужно относиться с предельным уважением. Эпоха требует к себе очень-очень серьёзного подхода, особенно при подготовке выступлений.

Я шесть лет занимаюсь выступлениями по Великой Отечественной и каждый раз — в определённой степени это экзамен, потому что нельзя сделать плохо.

— Вы были связаны с армией?

— Конечно, отслужил срочную службу в пехоте. Всё, как положено. Попробовал на себе.

— Следите за судьбой армии нынешней?

— А как я могу не следить, если я в этой стране живу? Естественно, слежу. Лучше вы мне ответьте: она у нас есть вообще, армия-то? Могу говорить только о том, что вижу своими глазами как обычный обыватель. Вы обращали внимание на наших военных? Во-первых, их стало мало на улицах. Во-вторых, их внешний вид. Я знаю военную историю и никогда не встречал случая, чтобы вне войны армия в полевой форме, в камуфляже, разгуливала по городу. Это нонсенс, так не может быть. Если государство хочет повысить престиж военной службы, военная форма, особенно форма офицера, играет не последнюю роль. Честно говоря, сколько ни бьются, сколько ни стараются, по большому счету, ничего у них не получается. Мне довелось носить советскую форму. Да, она не без огрехов, но это была нормальная одежда. То, что сейчас носят — не дай бог. Немцы в своё время, когда взялись повышать военный потенциал, привлекли очень серьёзных специалистов.

— Но и у нас привлекали модельера Юдашкина…

— Это отдельный разговор. Так вот, до сих пор люди не равнодушны к форме германского вермахта, несмотря на всё, что фашисты наделали. Она эстетична, она мужественна, она хороша по всем внешним критериям. Основную мысль они поняли: офицер в форме должен выглядеть так, чтобы быть на голову выше любого штатского. Сейчас наш военный — просто человек в спецовке. Я об этом говорю, потому что знаю, как выглядели военные люди в другие эпохи. Всегда военная форма делала человека представителем другого сословия, который абсолютно отличался от окружающих, всегда выглядел ярко и представительно. Помню, сколько воинских частей было в Смоленске в годы советской власти. В то время и отношение к армии было другое совершенно. Многие мальчишки с детства мечтали быть офицерами. Военная форма была предметом вожделения. Хорошо помню, как в детстве пацаны на свои обычные головные уборы прикалывали звезды с кокардами для игры в войну. Этого никто не стеснялся. Сейчас, допустим, по телевизору показывают президентский полк. У него традиционная форма — парадная форма царской лейб-гвардии начала 20 века. Её, конечно, немного стилизовали, подкорректировали, но они же смотрятся. Я не призываю, чтобы у нас офицеры ходили по улицам в сюртуках и киверах, но нужно поручать разработку формы действительно настоящим специалистам. Это очень важно.

По более глубокому, психологическому, вопросу тоже есть кое-какие наблюдения. Традиционно военный человек на Руси отдавал себе предельный отчёт в том, что он в случае войны должен отдать свою жизнь за страну. За веру, царя и Отечество, условно говоря. Мотивация у каждого своя. Один воюет за царя, потому что ему предан и считается слугой государевым, другой будет сражаться, потому что у него дома жена с малыми детьми, и он знает, что если враг туда пройдёт, то всё будет плохо. Сейчас, по-моему, военная служба (и не только у нас) рассматривается как обычная работа. Своего рода бизнес: сделаю карьеру, стану генералом, у меня будет всё. Это тупик. Эта армия никого не победит.

— В американской армии другой дух?

— Американцы пока не вели ни одной правильной войны.

— Что такое, на ваш взгляд, правильная война?

— Правильная война — это когда ты сражаешься с равным противником, как в 1941-ом, например. А не когда ты имеешь абсолютное превосходство над маленькой страной, подлыми средствами подавил её единственную установку ПВО и долбишь по городу крылатыми ракетами. Это что, правильная война?

— Но на войне, говорят, все средства хороши…

— Это не тот случай. Все средства хороши, когда на кону стоит судьба твоей страны, судьба твоего народа. Я не разделяю расхожее в последнее время убеждение, что отдельная личность — это всё, а общество — ничто. Будучи всё-таки достаточно старорежимным человеком, считаю предельно правильной другую мысль: когда на алтарь поставлена судьба твоего народа, ты полностью за него ответственен. И твоя конкретная жизнь и судьба ничего не значат. В этом наш народ всегда превосходил любой другой. Наши крестьяне никогда добровольно не кормили захватчиков, осаждающих город, как это было в европейских странах. Когда город осаждён, там сидит местный герцог, а его же крестьяне возят провиант и фураж осаждающим его противникам, потому что те платят деньги.

— Какие ваши самые любимые фильмы?

— Если говорить о фильмах исторических, то самое сильное впечатление из детства — это «Александр Невский». Гениальное произведение, гениальная музыка, гениальная режиссура. Дополнительное уважение лично у меня вызывает факт, что в фильме снималась кавалерийская дивизия Доватора, а сам он дублировал Черкасова в боевых сценах. Когда знаешь об этом, смотришь фильм другими глазами. Всегда считал, что исторический фильм после просмотра должен составлять гордость за «наших». А когда снимают военное кино, в котором сопли, нытье, грязища… непонятно, зачем они воевали… Не нравится мне это, не могу смотреть. Не так это должно быть, не та политическая ситуация.