ДМБ-89,
часть 16
«Пьяный батальон»

Прежде чем рассказать еще одну трагикомичную историю (впрочем, с гораздо бОльшим уклоном в сторону комичности) из жизни арцизского радиотехнического батальона, необходимо пояснить несколько ключевых моментов, сыгравших в ней решающую роль.

Одним из сослуживцев Андрона по комплексу 5Н87 был прапорщик Виктор Петренко, в обязанности которого входило содержание и обслуживание автономных средств питания или, попросту, «дизелей». Витя был хорошим, веселым, никогда не унывающим парнем. Был он из местных и жил в селе Теплица, находившемся в нескольких километрах от Арциза. Данное обстоятельство требовало наличия у Вити хоть какого бы то ни было транспортного средства. Поначалу этим средством был мотоцикл с коляской, но затем, летом 1987 года, Виктор осуществил свою заветную мечту и обзавелся автомобилем.

Даже по меркам нищего советского времени конца 80–х это был автомобиль весьма сомнительный. Двадцатилетняя, абсолютно раздолбанная «Волга» ГАЗ–21… Перечислять все ее «достоинства» не станем, упомянем лишь одно: правая передняя дверца Витькиной «ласточки» не закрывалась, в смысле, не захлопывалась. Поэтому на ночь прапорщик Петренко привязывал ее веревкой к ручке водительской двери, а главной обязанностью всех его пассажиров было удерживание двери во время езды в закрытом состоянии.

Вторым существенным моментом был тот факт, что все «культурно–массовые», связанные с «обмываниями» мероприятия, было принято среди офицеров и прапорщиков устраивать в лесопосадке: узкой полоске чахлых деревьев между местом дислокации части и городом Арцизом.

Очередной сейшн в «посадке» был анонсирован замполитом батальона, которого все называли просто «Шарик». Толстый и лысый майор мало чем запомнился Андрону, поскольку был, подобно декабристам, «страшно далек от народа». Не пользовался он никакой популярностью и авторитетом и среди прочих сослуживцев, однако порядок есть порядок. И Шарик, получив назначение к новому месту службы, хоть и нехотя, но объявил о времени проведения «отходной» — вечер субботы. Место проведения было неизменно — «посадка».

— Вань! Ты к Шарику на «отходняк» пойдешь? — спросил Андрон у капитана Полякова накануне утром, собираясь на парково–хозяйственный день.

— Разумеется, нет, — сквозь утреннюю дрему пробурчал Иван, который уже конфликтовал со службой и на ПХД, естественно, не ходил.

— А чего так? — не унимался Андрон. — Может, сходим? Все равно вечером делать нечего…

— Он — идиот! И все, за что берется, тоже выходит по–идиотски. А вечером мы поедем в кабак в город.

— Это в честь чего?! — удивился двухгодичник.

— В честь моего дня рождения, — немного поразмышляв, объявил Поляков.

— Так он же у тебя через месяц!

— И что?!

Против такого довода трудно было возразить, и Андрон с легкой душой согласился.

Это был тот самый памятный поход в ресторан, в ходе которого молодой лейтенант вступил в противоречие с местным бандитским авторитетом и чуть было не поплатился за это головой. Наутро Андрона и Ивана разбудил посыльный.

— Товарищ капитан, товарищ лейтенант! Вас на службу вызывают! — сержант Харитонов уже несколько минут тряс спящего Андрона за плечо.

С трудом разлепив глаза, на полуавтомате Савенко стал привычно натягивать форму.

— Я ушел на партсобрание, — пробормотал Иван, переворачиваясь на другой бок…

Трясясь в кабине ЗИЛ–131, Андрон вяло поинтересовался:

— Чего там? Опять комплекс не фурычит?

— Не! — ответил Харитонов. — Там лейтенант Небытов погиб.

Андрон мгновенно протрезвел, его прошиб холодный пот.

— Как Небытов? Как погиб?!

— А его прапорщик Петренко на машине сбил…

Все становилось совсем печальным.

Офицеры и прапорщики батальона мрачно толпились возле курилки у штаба. Все удрученно молчали. Андрон закурил и тоже стал удрученно молчать.

— Сразу насмерть? — не выдержав долгой тишины, спросил Андрон у старшего лейтенанта Поднебесного.

— Кто? Я?! — удивился сильно нетрезвый Игорь.

— Почему ты? — в свою очередь удивился Савенко. — Серега Небытов.

— Да не, он жив! Перелом основания черепа, вроде.

Стало чуть полегче.

— А Витька где, в тюрьме? — продолжал по крупицам собирать информацию Андрон.

— Дома спит, — вмешался в разговор Федя Павалука. — Выпимши он сильно…

Постепенно картина «страшной трагедии» стала понемногу проясняться.

Накануне на проводы замполита собрались все офицеры и прапорщики батальона за исключением Андрона и Ивана. Как обычно, пили много, ели мало, и к ночи все основательно нарезались. Стали расходиться по домам. Серега Небытов вырубился и, проснувшись, побрел по ночной «бетонке». С какого перепуга в это же время в сторону Арциза (то есть в противоположную от дома сторону) ехал совершенно бухой Витя Петренко на своей «Волжане», для истории остается загадкой. Представить, как он вел машину, не представляется возможным, поскольку всю дорогу, удерживая руль левой рукой, Витя правой держал постоянно раскрывающуюся противоположную дверцу. На ходу решив закурить (!), Петренко полез правой рукой за спичками, дверца немедленно раскрылась и хлопнула по спине оказавшегося не в то время и не в том месте лейтенанта Небытова, который передвигался по проезжей части по очень сложной синусоиде.

Все эти занимательные факты постепенно открывались перед Андроном в ходе томительного ожидания приезда комиссии из Одессы в связи со случившимся ЧП.

Из больницы прибыл начштаба Максимчук, поведавший сослуживцам, что никакого перелома основания черепа у лейтенанта нет и в помине, а есть ушибы и сильное похмелье.

— Два клоуна, б…! — подытожил свой визит в больницу майор.

Вскоре приехали два полковника из Одесской бригады, и начался многочасовой разбор полетов.

— Долго еще у вас это б…ство будет продолжаться?! — орал высокий чин из политуправления. — О чем вы тут вообще думаете?!

По смурным лицам офицеров было понятно, что думают они только о том, чтобы это б…ство побыстрее закончилось и они смогли бы спокойно опохмелиться.

Больше всех досталось почему–то «комсомольцу» Вите Своробу.

— Свороб! Ты вчера тоже бухал со всеми? — грозно спросил политрук–полковник.

— Никак нет, товарищ полковник! — бодро отрапортовал пьяненький Витя.

— Что «никак нет»?! Ты на себя в зеркало смотрел сегодня? Ты же до сих пор пьяный!

— Так точно! Никак нет! — последовательно ответил на вопросы «комсомолец».

— Ну, тогда рассказывай, как все было.

— Я задержался на службе допоздна: делал стенгазету с активом. Потом пошел домой. Проходя мимо посадки, увидел слабый огонек костра. Решил проверить, что там такое. Увидел большое количество офицеров и прапорщиков и, дабы избежать возможность нарушения служебной дисциплины, присоединился к ним…

— Господи! Свороб! Что ты несешь?! — обреченно полковник.

— …Посидев некоторое время у костра, я почувствовал сильную жажду и попросил воды. Кто–то подал мне стакан, и я его машинально выпил. Но вместо воды в стакане оказалось вино… — То есть, ты хочешь сказать, что выпил вчера ОДИН СТАКАН ВИНА?!! – усмехнулся проверяющий.

— Так точно, товарищ полковник! Один стакан… Ну, типа, графин…

С той поры во всех соседних подразделениях Арцизский батальон именовали исключительно «пьяным батальоном».

— А, Арциз! Это где стакан типа графин? А графин типа ведро?!

Витя Петренко протрезвел и отделался легким испугом. Серега Небытов, пролежав полмесяца в больнице, благополучно продолжил службу. И только правую переднюю дверцу Витькиной «Волги» все по–прежнему придерживали рукой во время поездок.

В гостях хорошо, или «Дембель» давай!

А время, меж тем, двигалось вперед. Закончился 1988 год. Настал последний год очередного десятилетия. Дембель Андрона приближался хотя и медленно, но неумолимо, как крах мирового империализма.

Эти последние месяцы армейской службы стали для Савенко самыми лучшими в его двухлетней одесско–арцизской одиссее.

Во–первых, пришедшие на радиолокационный комплекс летом 88–го новый начальник Володя Шинкевич и инженер Гоша Емельянов довольно быстро привели его в более или менее приемлемое техническое состояние. Так что со службы офицеры комплекса стали уезжать вовремя, да и по ночам их больше не дергали бесконечными вызовами на устранение неисправностей.

Во–вторых, Андрон и сам немного натаскался по своей индикаторной выносной аппаратуре и так же привел ее в относительный порядок.

Ну, и в–третьих, командование батальона и радиотехнического узла, понимая, что Савенко в армии — человек временный и время это заканчивается, практически «забыли» о нем, в хорошем смысле слова. В общем, оставалось только пережить мерзкую черноморскую зиму, дождаться весны и готовиться к отъезду в родные пенаты…

Из всех событий последних месяцев пребывания Андрона в Советской Армии можно было отметить разве что встречу нового 1989 года.

Молодого лейтенанта вызвал комбат.

— Савенко, вы, я слышал, дома в театре играли?

— Так точно, товарищ майор, в ТЮЗе! — ответил Савенко, чувствуя в вопросе какой–то подвох.

— В каких спектаклях участвовали? — все более участливо продолжал свой опрос командир.

— В разных, товарищ майор. Сказки в основном.., — хмуро отчитался Андрон и на всякий случай добавил: — детские.

— Да уж, Савенко! По части сказок вы мастак! — съязвил майор. — Короче так: будете на Новый год Дедом Морозом. Считайте это партийным поручением! Снегурочку мы вам подберем.

— Тоже из членов партии? — уточнил Андрон.

— Из членов подбирать никого не будем! — отрезал комбат. — Подберем из женщин нашего батальона…

Перспектива была, честно говоря, из малоприятных. Задача батальонного Деда Мороза состояла в том, чтобы вечером 31 декабря уходящего года объехать все семьи офицеров и прапорщиков, имеющих детей в возрасте от 2 до 16 лет, и поздравить их с Новым годом. А таковых семей в батальоне набралось около тридцати. Даже положив десять минут на каждое поздравление и еще пять на переезд от дома к дому, набиралось часов 6–7 довольно нудной и неблагодарной работы. И это в святой день 31 декабря! Когда все счастливые и пьяненькие сослуживцы будут сидеть в теплых квартирах за праздничными столами, окруженные любящими семействами и друзьями… Врагу не пожелаешь, как предполагал Андрон. Но … человек предполагает, а Господь располагает.

31 декабря 1988 года после обеда в арцизском батальоне объявили «Готовность №1», и все мужики, матерясь и на чем свет стоит кляня «тяготы и лишения», просидели на вверенной технике до глубокой ночи. А Савенко благополучно и совершенно законно перевоплотился в уроженца Великого Устюга и на командирском УАЗике отправился «обходить дозором владенья свои».

Сложности в его дедморозовской карьере начались сразу же. Настроение в офицерских семьях, лишенных в главный праздник года своих глав, было, мягко говоря, не ахти. Злые на весь свет жены, заплаканные дети — все это мало располагало к безудержному веселью. Но и это было не самое страшное. Уже в первой квартире, когда удалось более или менее развеселить ребенка и спеть с ним «В лесу родилась елочка», водя маленький хоровод вокруг новогодней елки, хозяйка категорически потребовала, чтобы Дед Мороз со Снегуркой присели за стол и угостились, чем Бог послал. И если Снегурочке удалось отскочить от предложенного стаканчика вина, то от Андрона никакие отказы не принимались категорически… Такая же ситуация продолжилась в следующем доме, и в следующем, и в очередном…

Тридцать квартир — тридцать стаканчиков вина и тридцать легких перекусов! Что тут говорить?! В последние квартиры Савенко поднимался уже исключительно с опорой на хрупкое снегурочье плечико и старался говорить исключительно односложные слова, иногда ограничиваясь вообще только лишь междометьями, детскими именами и глуповатой пьяненькой улыбкой.

Как Андрон вернулся в свою общежитскую комнату, он не помнил. Ночью ему приснилось, что он попал в плен к натовцам, и те с пристрастием допрашивали его на предмет военной тайны, пытая при этом пирожными «Картошка». Проснувшись и выплюнув изо рта треклятую белую бороду, Савенко торжественно пообещал себе никогда в жизни больше не участвовать в подобных авантюрах.

Вот таким примерно образом встретив год своего заслуженного «дембеля», Андрон стал с нетерпением ждать, когда пройдет зима и настанет долгожданная весна. На службе он начал довольно открыто «шланговать», и этим, при всем его старании, мало чем отличался от солдат–срочников. Ну, тут уж ничего не попишешь. В 22 года трудно требовать даже от номинального офицера какой–то сверхсобранности и сверхответственности. Дело дошло даже до того, что под конец зимы комбат всерьез пригрозил Савенко понизить его в звании до младшего лейтенанта и даже подготовил и послал на эту тему какие–то документы в бригаду. Но Андрона это особо не взволновало: какая разница, в каком звании быть офицером запаса?!

Настал март (с 1 марта 1987–го года Савенко был официально призван на службу). Андрон каждый день просыпался и засыпал с мыслями о том, что возможно этот самый день и станет тем, долгожданным. Но прошла неделя, потом вторая, третья, а никаких подвижек не было. Лейтенант–двухгодичник исходил все стежки–дорожки к штабу и прилично задолбал секретчика Володю Петренко своими ежедневными вопросами насчет приказа. Чтобы хоть как–то отвлечься от тягостных мыслей, Андрон упросил командование разрешить ему потихоньку сдавать вверенную военную технику и имущество. И вскоре мысли его стали еще более тягостными. Дело в том, что, принимая в первые дни службы на свой баланс два запросчика «свой–чужой», Андрон был чист и невинен, как дитя. Поэтому не удосужился досконально проверить все то, что принимал под свою моральную, а главное, материальную ответственность. В итоге, перед тем, как эту же технику ему предстояло сдать своему коллеге по комплексу, выяснилось, что не хватает там «туеву кучу» запчастей и принадлежностей. Не то чтобы это были какие–то секретные блоки и компоненты, отнюдь нет. Не хватало всевозможных хитрых гаечных ключей, отверток, масленок, ухватов и прищепок, которые невозможно было купить в обычном гражданском хозторге по причине их уникальности. И все эти финтифлюшки стоили немалых денег, которые Андрону предстояло возмещать в пятикратном размере. Набегало примерно рублей 800–900. Сумма абсолютно неподъемная ни для него, ни для всей его семьи.

Несколько дней Савенко пребывал в состоянии «грогги», ушел в себя и нервно вздрагивал при обращении посторонних. Это заметили не только офицеры, но и солдаты его расчета. Узнав причину Андронова горя, они денек посовещались, а потом посоветовали «товарищу лейтенанту» на все «забить» и предупредить их за день до предполагаемой сдачи имущества.

Савенко послушался их совета. Каково же было его изумление, когда, придя на запросчики вместе с принимающим, он обнаружил их полностью укомплектованными. Солдатики комплекса ходили с очень гордым видом и только загадочно улыбались. Как им удалось за ночь привести все в идеальный порядок, для Андрона навсегда осталось загадкой.

Пришел апрель, и вместе с ним пришел праздник и на Андронову улицу. В первых числах в часть поступил долгожданный приказ. Точнее два. Первый присваивал лейтенанту Савенко звание «старший лейтенант», а второй увольнял его с действительной воинской службы и отправлял в почетный запас. Мысли в голове Андрона мгновенно обрели былую стройность, а действия были молниеносны и точны, как у генералиссимуса Суворова. В тот же день он собрал все свои нехитрые пожитки. После чего обменял новенький, ни разу не надеванный бушлат на двадцатилитровую канистру хорошего местного вина и устроил своим друзьям–соседям по общаге нехилую отходную. А поздно ночью, оставив Витюшу, Серегу, Гошу и Леню в состоянии легкого изумления от количества выпитого и общей стремительности развития событий, ночным дизелем уехал в Одессу. Рано утром, пересев на поезд «Одесса–Ленинград», Савенко на всех парах помчался домой. В купе, благородно выделенном ему министерством обороны СССР, он был абсолютно один. За окошком стояла непередаваемо прекрасная южно–украинская ранняя весна. Андрон, забравшись на верхнюю полку, пил одесское бутылочное пиво, курил в открытое окно, вдыхал в себя весну и был абсолютно и даже как–то нереально счастлив… В Орше он с боем взял скорый поезд, который за час с небольшим доставил его в родной Смоленск.

Поднявшись по лестнице на второй этаж своего дома, он, оглушенный собственным сердцебиением, позвонил в родную квартиру.

— Кто там? — спросила Светка.

— Это я.., — ответил Андрон.