#22 (90)
23 декабря 2013

Танцы
на Майдане

Анна Дюндик

Новогоднее

Было время, когда каждый Новый год воспринимался как сентиментальная полька — кружишься в ритме и ожидаешь чуда. Но это время прошло. С тех пор не жду, в Деда Мороза не верю, голова от шампанского не кружится, речь президента слушаю без девичьего трепета в сердце.

Но и рок-н-роллом этот праздник быть перестал. В новогоднюю ночь я уже давно не зависаю в чужой квартире в попытке развеселиться с каждым в отдельности и посмеяться со всеми вместе.

На самом деле, Новый год это стриптиз. И станцевать его нужно в одиночестве, совсем как перешагнуть за страницу этого текста.

Конечно, это слишком литературно и неправдоподобно. Но если рассматривать стриптиз как танец, который повторяет однотипные движения с целью достижения одного и тоже положительного результата у разных наблюдателей-то все правильно.

Каждый год 31-го декабря я еду домой. В дом моих родителей. Чтобы не выгнали за не посещаемость. Чтобы обняли своего блудного сына, своего Каина, своего Брута. Мама, папа и брат — мои близкие люди, которые с течением жизни оказались так далеко, что мы видимся раз в год. И каждый год я совершаю примерно одни и те же телодвижения, чтобы доказать свою любовь. Я готовлю с мамой и выпиваю с папой. Поверьте, и в первом, и во втором случае я не достигаю выдающихся результатов. С братом сложнее, об этом я еще расскажу. Но иначе не видать бы мне семейных ценностей как своих ушей.

Сначала я думала, что повторяю в Новый год какие-то вещи только из-за родителей. А потом до меня дошло, что я начала повторяться во всех остальных моментах. Например, из года в год я получаю смс рассылки-поздравления от незнакомых абонентов. И только одно из них всегда вежливо подписано «Артем Туров». Остальные тонут друг в друге. Я отвечаю тем не менее на каждое — и вам того же, и вам туда же. Потом иду резать салаты в тазики и смотреть «Иронию судьбы». Ненавижу, кстати, этот фильм, потому что мне кажется, что там нет ни одного порядочного человека. Ближе к полуночи обязательно пишу одну оригинальную смс — своей лучше подруге Юльке. Недавно я у нее спросила, насколько феерично она отметит наступающий год лошади.

— Знаешь, наверное, не буду пить. И, значит, по гостям шляться не буду…

— И что, даже не чокнешься с Владимиром Владимировичем? — в ужасе спрашиваю.

— Зачем ты так? Чокнусь! И продолжу пялиться в телевизор и оливье, — резонно ответила она.

И я вспоминаю разговор с другой моей подругой. Она тогда сказала, что в Новый год ей особенно страшно, потому что в этот детский праздник особенно слышно, как время от нас уходит.

Я вздрогнула.

— Что об этом писать? Фабулы же нет.

— Об этом можно написать тома, — был ответ мне.

Долгое время (но не дольше, чем многим) мне казалось, что идеальный Новый год это румба — страстный, легкомысленный латиноамериканский танец двоих. Но я человек робкий и сложно схожусь с людьми. Мне даже хороводы не всегда удаются, хотя что тут сложного — ходишь друг за другом, держишься каждый за каждого…

В общем, я была морально готова к тому, что 2014-й год снова будет для меня танцем под названием стриптиз.

И вдруг (это было еще осенью 2013-го) моя мама говорит:

— Почему бы вам с братом не съездить в Киев на рождественские каникулы?

Из чего можно сделать вывод, что стриптиз я танцую немногим лучше румбы…

В общем, мы с братом запланировали провести Новый год в Киеве, а всего через месяц на Украине начался такой гопак, что даже мой хладнокровный отец периодически цитировал вслух новостную ленту.
Еще бы — она лилась как песня:

В центре Киева повален памятник Ленину;

Активисты Майдана залезли на самосвал;

В ночь штурма Майдана свободовец Швайка родил с женой дочь;

Россиянин продолжает писать стихи в поддержку евроинтеграции Украины;

Оппозиция на Майдане варит ежи из арматуры и строит 4-метровые баррикады под музыку;

На Майдане начали работать пункты психологической помощи;

Предприниматель из Краснодара начал продавать экскурсии на Майдан;

Раздача печенья украинцам приехавшими на киевский Майдан зарубежными политиками выглядит унизительно, считает глава россотрудничества.

В конце декабря мы уже семейным кругом обсуждали список тех, кто побывал на Майдане. Туда черт не принес только самого черта, как вам известно. Когда на Майдан приехал певец (зачеркнуто) стилист Сергей Зверев, папа разрезвился вовсю. Идея моей мамы съездить нам с братом в Киев казалась ему все более веселой. Тем более, брат продолжал заваливать сессию. Верхом издевательства было то, что я никак не могла подобрать нам жилье — или слишком дорого, или ответ придет слишком поздно.

— Остановитесь как все нормальные люди на Майдане в палатке, — рассуждал мой отец. — Будете питаться печеньками…

Истратив последние деньги на билеты до Киева, я остановилась и оглянулась — а правильно ли я провела этот год?

В этом году я освоила еще один танец, называется «беличье колесо» — бежишь в нем и наивно полагаешь, что пейзаж поменяется. Конечно, когда нормальные люди видят, как я в нем выкручиваюсь, они говорят, что я зря ем свой хлеб с маслом и наверняка мажу на него икру, поэтому им меня не жалко.

Я рассказала этим людям, что Новый год проведу в палатке на Майдане, мечтая о российском газе или европейской интеграции, и то и другое одинаково ударяет в голову. А потом… а потом плюну на все и уеду в город моего детства — в Одессу. Где по идее должны цвести каштаны, а утреннюю тишину разрезать весенние трамваи. Зимой, конечно, там не так романтично. И вальс уже ни с кем не хочется там танцевать. Да и море холодное.

— Так что же ты хочешь от Нового года? — спросили меня. — Какого танца, под какую песню?

Я задумалась. Я повторяюсь.

Было время, когда каждый Новый год воспринимался как сентиментальная полька. Но это время прошло. Рок-н-роллом этот праздник тоже быть перестал. На самом деле, Новый год это…

И на долю секунды мне показалось, что в Новый год надо танцевать танго. Танец, который можно исполнить, только если чувствуешь партнера, потому что иначе не угадать направление его импровизации. И надо ли говорить, что его танцуют на другом берегу океана. И я часто думаю о том, кто сейчас танцует его не со мной, пока я в Киеве, стою на сброшенном памятнике Ильичу и гляжу в будущее…

— Эй, сестра, — возвращает меня к настоящему мой брат. — Ты все еще веришь в любовь? — и насмешливо смотрит на меня моими же глазами, которые наша мать подарила нам при рождении.

Мы подходим к барабанной установке, которая стоит у него в комнате. Он небрежно вертит в руках барабанные палочки. Я неумело вешаю через плечо электрогитару. И наша песня, сочиненная сообща еще в детстве, похожая на вой обезумевших псов, искупает отсутствие любого танца.

© Группа ГС, Ltd. All rights reserved.

При перепечатке материалов обязательна активная ссылка http://smolensk-i.ru/090/06