Смоленский викинг Сухорученков

ЗЗаете ли вы, что смоленский спортивно–экспедиционный клуб «Викинг–Нево» является единственной в мире организацией, которая уже на протяжении четверти века занимается изучением и освоением древнего легендарного пути «из варяг в греки»? Много лет этот путь в современных условиях оставался непокоренным. Непокоренным для путешественников, выбравших исторический аутентичный способ его прохождения — на лодках, построенных подобно старинным судам викингов. И вот, летом 2014 года клуб «Викинг–Нево» сделал это — первым в мире прошел путь «из варяг в греки», а руководитель клуба Сергей Сухорученков стал единственным в мире путешественником, прошедшим тяжелейший маршрут полностью.

— Сергей Васильевич, насколько я знаю, двадцать пять экспедиций у вас уже состоялось?

— Да, реально в этом году прошла двадцать пятая экспедиция. И очень знаменательная.

— Она какая–то особенная была?

— Эта экспедиция получилась особенной, потому что на финише экспедиции я закончил полностью прохождение пути «из варяг в греки». Последний недостающий этап завершился на Западной Двине в поселке Сурож. Эта экспедиция как раз состыковала все участки пути.

— Получается, что вы все двадцать пять лет как мозаику этот путь кропотливо составляли, проходя этап за этапом?

— Нет. На протяжении этого времени были, конечно, и отклонения от генеральной линии, другие маршруты. Скажем, от истока Днепра до Гнездова. Этот маршрут как бы выпадает из контекста пути «из варяг в греки».

— Самую первую свою экспедицию помните?

— Очень хорошо помню. Было это в 1988 году, она проходила как этап всесоюзной комплексной экспедиции исследования пути «из варяг в греки». Мы по призыву организаторов этой экспедиции — партии, комсомола — собрали два экипажа по десять человек и на двух морских шлюпках «Ял–6» стартовали в неизвестность. Из Смоленска перебрались на Западную Двину, потом пошли в сторону моря, совершенно не представляя, как это будет.

— Оглядываясь назад, понимаете, что это была своего рода авантюра?

— Авантюра абсолютная. Особенно это проявилось, когда мы ожидали морского этапа экспедиции в Риге. На наших глазах разразился шторм, в результате которого погибли четыре яхты проходившей параллельно парусной регаты. Эта трагедия случилась как раз в ночь перед нашим выходом в море, и мы на утро наблюдали ее последствия, но все равно вышли на значительно менее мореходной лодке. Это, конечно, была авантюра, но очень уж хотелось из нашего города Смоленска пройти до моря и дальше.

— А как изначально рождаются такие желания и идеи? У вас это был классический путь: школьные годы, романы Жюля Верна?

— У меня, действительно, с самого детства было влечение к путешествиям, к созерцанию новых мест, ландшафтов, людей. Как мне рассказывали родители, я не мог, например, спокойно пройти мимо ни одной лошади. В возрасте пяти лет уже искал момент, чтобы улизнуть куда–нибудь, меня постоянно искали, догоняли, возвращали домой. А потом, уже в школьные годы, агитировал своих дворовых друзей и товарищей пойти, скажем, на лыжах от Смоленска куда–нибудь в район Боровой, разбить там лагерь и переночевать в походных условиях. Причем это было совершенно некомфортное путешествие. Мы не знали, что такое палатки и спальники. Просто приходили, делали шалаши из лапника и ночевали у костра.

— Друзья потом не ворчали, куда, мол, нас потащил, лучше бы дома в тепле посидели?

— Были и такие моменты, но все равно ребята откликались, и сейчас воспоминания о тех временах только положительные. Я, скажем, помню, как уже в более зрелом возрасте, на первом или втором курсе института, провожал девушку на улицу Краснофлотскую, и когда возвращался назад, началась сильная пурга. И я, не дойдя до дома примерно километр, увидел довольно высокий снежный нанос, похожий на хижину. Я туда забрался и решил испытать, как это — ночевать в снегу в таких условиях. Еще помню, как пошли однажды по весеннему насту на лыжах, километров пятнадцать вниз по течению вдоль Днепра. Утром еще холодно, наст плотный, а днем уже тепло, загорать можно было, и вечером, когда возвращались, у нас на лыжную мазь налипла трава, идти было тяжело. Мы увидели стог соломы и устроили ночевку прямо в поле. Вот такие были интересные эксперименты. Наверное, у некоторых людей есть что–то в крови, что заставляет их ставить себя в заведомо тяжелые условия и постоянно преодолевать внешние преграды.

— Как получилось, что вы выбрали основной темой ваших путешествий путь «из варяг в греки», или смолянам это предопределено было исторически, и ничего другого в принципе не оставалось?

— Фактически, это произошло потому, что эта тема в те годы, в конце восьмидесятых — начале девяностых, была, что называется, на слуху. Шла полемика между норманской и традиционной ломоносовской теориями становления российского государства. Было очень сильное течение так называемых норманистов в Питере.

— Вы какой теории придерживаетесь?

— Норманской.

— Вкратце, на чем она строится?

— Если совсем примитивно и кратко, то пришли норманы в лице Рюрика, основали государство и семь веков их династия правила на славянских землях.

— Ваши скандинавские коллеги, с которыми вы очень плотно сотрудничаете, тоже стоят на этих позициях?

— Мало того, у них есть исторические подтверждения этой теории, их источники, которые нам не известны. Интерес скандинавов к освоению внутренних рубежей России начался в 1991 году. Открылся железный занавес, и они подумали, что времена изменились. Можно серьезно углубиться в эту тему...

Для нас на тот момент это была уже четвертая экспедиция. Наш смоленский клуб «Викинг–Нево» участвовал в организации первого совместного похода, и потом два года мы вместе с норвежцами штурмовали наши внутренние рубежи. Прошли Прибалтику, дошли до Санкт–Петербурга. Потом в 1992 году занимались судостроительной практикой в Старой Ладоге и вместе с норвежским экипажем замечательного корабля Havorn («Морской орел») прошли частично путь «из варяг в греки». Частично, потому что трудную часть пути, как и многие последователи, посягатели на его освоение, объезжали. Поэтому я считаю это только частичным прохождением.

И, возвращаясь к началу нашего разговора, только в этом году мы весь маршрут закрыли. Прошли полным историческим путем и даже волок совершили. Реальный волок протяженностью семнадцать километров. Первый раз.

— Можем ли мы говорить о том, что как тогда, в те давние времена это было, так и сейчас вы это повторили?

— Да, именно так. Как тогда это было, так мы все и сделали. Причем есть одна интересная особенность. В научных кругах идет полемика — были ли реки в те времена выше уровнем. Так вот, мы в этом году проделали свой путь при уровне рек, который на метр–полтора был ниже, чем даже обычный современный. Прошлая зима была бесснежная, и в Новгородской, Псковской и Смоленской областях воды в реках совершенно не было. Наше прохождение от этого было намного труднее, но вопреки всему мы это сделали.

— Послушайте, современные подростки и вообще люди, наверняка, заметно отличаются от норманских варягов, они ведь совершенно разные по физическим кондициям. Как вашим ребятам даются эти экспедиции, в частности, волок? Вы говорите, что семнадцать километров тащили лодку? Она, кстати, большая?

— Лодка десять метров длиной, весит почти тонну, полная реконструкции судна викингов.

— Из какого дерева она сделана?

— Если бревна под лодкой не катятся, как она перемещается?

— Лодка должна скользить, и не обязательно эти бревна–подкладки должны быть круглыми, они могут плоскими и просто лежать под лодкой.

— То есть, струг скользит по настилу?

— Да, и нужно создавать условия именно для скольжения. Думаю, это раньше делалось элементарно, за счет смазывания дерева жиром животных, может быть использовали кости животных. Мы же выходили из положения так: либо напиливали свежие подкладки, и подкорный слой дерева некоторое время служил в качестве смазки, либо, когда тащили лодку через населенные пункты, у каждой водопроводной колонки смачивали бревна водой и этим обеспечивали скольжение. До этого года мы реально боялись волока, самого трудного этапа. И, надо сказать, все его боялись: и шведы, и финны, и норвежцы. Все обходили этот этап, и он оставался незакрытым. Много лет из всего пути «из варяг в греки» оставались незакрытыми несколько отрезков: этап волока, этап верховья реки Ловать и верховья реки Усвячи. На этих реках очень мелкая вода, и там приходилось использовать своеобразные методы передвижения — волочение с берега и толкание. На Ловати есть село Селеево, когда мы туда дошли, нас встретили местные жители, и один из них говорит, мол, знаете, что вы рекорд установили, на пятьдесят метров дальше всех прошли. Мы спрашиваем, а как вы определили? А видите кран леспромхозовский? Так вот, все доходили до стрелы крана, потом крановщик их грузил на Камазы, и они ехали на машинах до Днепра. Вот так, а наша экспедиция еще и выше по реке собиралась идти. До нас даже самые продвинутые дальше Селеева не проходили.

— Саму экспедицию вы тоже стараетесь строить по правилам приближенным к древним (питание, одежда), или досконально соблюсти это уже нереально?

— Что касается одежды, то она, конечно, реконструирована. Стараемся соблюсти и стиль, и вид. Привлекаем реконструкторов Средневековья из Смоленска. Шведы тоже этим занимаются. Надо сказать, ходить в одежде по мотивам тех времен приятнее и удобнее, она менее притязательна к погодным условиям, хуже снашивается, у нее более свободный покрой. Если это шерсть, то она даже мокрая все равно греет.

По идентичности питания — такой цели никогда не стояло. Но, например, в 1999 году, когда мы пересекали Черное море из Турции в Ялту, то реально питание было практически аутентичным. Добытые морепродукты и немного овощей.

— Новые люди к вам в команду приходят? Какая необходима подготовка для участия в ваших экспедициях?

— Каждый год приходят. Раньше мы практиковали регулярное, скажем так, спортивное развитие участников в течение всего года. Ребята занимались греблей, парусным спортом, и потом, как итог, — участие в экспедиции. В последнее время мы специальную спортивную подготовку не ведем, хотя, конечно, готовимся накануне экспедиции. Но школьников, например, я готовлю постоянно, и сейчас у меня есть группа. Их без подготовки в поход выпускать нельзя, а взрослые люди могут определиться буквально за два дня до начала путешествия.

— Что толкает молодежь в подобные экспедиции?

— Из последних моих наблюдений я понимаю, что некоторые смоленские молодые люди занимаются историей, реконструкцией, и им интересно в этом направлении получить какое–то развитие. Они приходят к нам, не предполагая, что их ждет, но когда окунаются в трудности, то включается некий созидательный механизм. Ребята преображаются день ото дня, преображаются многопланово. Они очень быстро забывают вредные привычки, потому что это не так просто в условиях напряженной работы. Они консолидируются, реально преодолевают трудности, которые на начальном этапе казались неподвластными. Я и сам во многих вещах утвердился только в последние два–три года, когда у нас начался шведско–смоленский проект. Откровенно говоря, если бы у меня не было стимула, я бы не полез в эти перекаты и волоки.

— А какой был стимул?

— Стимул был очень простой: если шведы намерены это сделать, то как нам, смолянам, не сделать. Я провел двадцать экспедиций, и мне казалось, что того уже достаточно, что нужно развивать несколько другое направление. И я начал развивать парусный спорт на Смоленщине — парусные гонки, участие в соревнованиях, в парусных регатах.

— Для какого класса яхт?

— У нас разборные парусные суда. Для Смоленщины это наиболее приемлемо, потому что они перевозятся, собираются и участвуют в соревнованиях в любом регионе. И мы за три–четыре года достигли определенных успехов, две девушки из нашего клуба стали чемпионками России. И в это самое время один швед неожиданно вышел на меня с предложением пройти весь путь «из варяг в греки» на самостоятельно построенных лодках. Мы некоторое время переписывались, но сначала я не очень проникся этой идеей. Она показалась мне сумбурной, и я не поленился, с очередной оказией будучи в Хельсинки, доехать до него, познакомиться, пообщаться. И когда мы увидели реально увлеченного энтузиаста, то начали сотрудничать и построили две лодки у нас на Баклановском озере. Тогда и начался этап «От Бирки до Гнездова дорогой тысячелетия».

— Кроме экспедиций вы много лет участвуете в «Играх викингов». Что это?

— Зимние Игры Викингов — это своеобразная затея, которая выросла из потребности древних викингов собираться, контактировать и соревноваться в условиях зимы, когда лодки стоят на стоянке. Раньше ведь передвижение осуществлялось на лыжах, охота — на лыжах, даже бои, возможно, проходили с использованием лыж. Основным оружием был лук. В современных условиях это соревнования по средневековому биатлону. На самодельных лыжах, изготовленных на основании исторических находок, участники пробегают круг и стреляют из традиционного исторического лука. После чего передают эстафету следующему члену команды. В команде четыре участника. На каждом из четырех этапов два выстрела по мишени, мишень — имитация фигуры лося. В случае промаха пробегается штрафной круг.

Мы очень удачно стартовали в 2000 году. К настоящему времени уже восемь раз принимали участие в этом состязании, четыре раза победили. Игры проходят в Хельсинки. Традиционно участвуют команды из Швеции, Финляндии, Эстонии. Несколько команд приезжают из России.

— Путь «из варяг в греки» вами преодолен и, скажем так, закрыт. Есть ли у вас маршрут–мечта, может быть, совсем в другом направлении?

— Я думал об этом. Шведы дали нам хороший пример. Они показали, что цивилизованные люди могут реализовывать свои интересы и на чужой территории. Меня восхищает, как они это делают, я их за это уважаю и задумываюсь, а почему же нам не проводить свои исследования на их территории? Почему бы не пройти те участки и не изучить темы, которые еще далеки от понимания и не исследованы?

— То есть вы хотите продолжить свои экспедиции и исследования на зарубежных территориях?

— Для меня это было бы логично и оправдано. Но для молодого поколения достаточно и наших просторов. Здесь нужно просто создавать материальную базу и условия для того, чтобы все желающие, а не только несколько человек, имели возможность реально, например, во время своего летнего отдыха, поучаствовать в запоминающемся, важном и интересном событии. В событии, которое потребует от них не просто тусовки в комфортабельном пятизвездочном месте. Надо давать ребятам реальные возможности проявить себя; этих возможностей сейчас, в обычных условиях, нет. Это важное направление воспитательной работы.

— Тяжело дается финансовое обеспечение экспедиций?

— Конечно. Тяжело с переездами, транспортными расходами, затратами на питание, хотя это не очень большие средства, и даже в трудные девяностые все решалось легко. Но в последние годы стало тяжелее.

— У вас есть государственная поддержка или меценаты помогают?

— Последние три года это чисто частная поддержка одного человека — Юрия Чепикова, смоленского издателя газеты «1000 советов». Трудности есть. Например, даже такая вещь как смола для просмолки лодок в России вообще отсутствует. Ее просто нет. Ни у нас, ни в Москве, ни в Питере. Нам нужна натуральная смола, в Финляндии и Швеции она стоит во всех магазинах. Городской совет ДОСААФ оказывает определенную помощь. И, конечно, центр детско–юношеского туризма города Смоленска. Благодаря им, наши экспедиции — это двадцатипятилетняя история патриотического и нравственного воспитания молодежи.