Аделаида Корюхова : «В моей жизни произошло два чуда. Первое — я чудом выжила в блокадном Ленинграде»

История блокадного Ленинграда — одна из самых ярких страниц Великой Отечественной. Это не только воинский подвиг, это и подвиг жизни, который сформировал нравственные ценности настоящего.

Поэтому 80–летие полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады мы отмечаем циклом встреч со смолянами, которые оказались в осажденном городе на Неве в том страшном 1941 году.

Это наши «свидетели обвинения» по одному из цепи чудовищных преступлений немецко–фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной Войны.

Сегодня мы беседуем с руководителем Смоленской областной организации «Жители блокадного Ленинграда» Аделаидой Петровной Корюховой.

На момент осады Ленинграда нашей героине не было и пяти лет. Вместе с матерью и сестрой она испытала страшные лишения, а сегодня делится неукротимой тягой к жизни с юными смолянами на «Уроках мужества».

Аделаида Петровна удивительный человек, она буквально заряжает своей энергией, целеустремленностью, радушием и прямотой.

— Аделаида Петровна, кто ваши родители и как ваша семья оказалась в Ленинграде?

— Отец мой был очень хорошим инженером, работал на руководящих должностях, в составе группы инженеров приехал в Иркутск–2 закладывать завод авиационный. Там познакомился с моей мамой, она — сибирячка, училась на предпоследнем курсе мединститута. Он увёз её в Ленинград. Так у неё и осталось неоконченное высшее образование, всю жизнь она работала фельдшером. С отцом перед войной они расстались, о его судьбе дальнейшей я ничего не знаю, эта тема была закрыта.

В блокаде мы оказались вместе со старшей сестрой и мамой. Мама работала фельдшером в военном госпитале, у неё была бронь, запрещающая её эвакуацию. Нас с сестрой хотели отправить в эвакуацию, но мы «вцепились» в мать и остались в Ленинграде.

— Всех ужасов блокады не передать… Что вам особенно врезалось в память из «будней» тех страшных дней?

— Все знают, что блокада — это нечеловеческие условия, холод, голод. Изуверская политика Гитлера ставила своей целью окончательную ликвидацию Ленинграда: они хотели его с лица земли стереть, замучить всех людей. Но им это не удалось, Ленинград вытерпел все и победил! Весь мир восхищался героизмом ленинградцев, я горжусь, что среди них были наши земляки — смоляне.

Немцы натворили такое, что трудно описать: не было воды, света, канализация не работала, а были лютые морозы в год начала блокады. До минус сорока на улице, в помещениях до минус шести.

О захоронениях в гробах люди забыли. Самым трудным был момент в блокаде с середины ноября по конец января 1942 года. Весь Ленинград был завален трупами, люди были не в состоянии просто отвезти труп к месту, где скапливались трупы (их просто складывали в кучу).

Случай запомнился: идёт мать с бабушкой, видно, у них родился ребёночек — или замёрз, или сразу умер. Они его несут в красивых пелёночках, приходит могильщик в шапке и тулупе, берёт ребёнка и кидает его в кучу с трупами. Все было завалено трупами.

Но страшнее, что появилось людоедство.

— Вы с этим лично столкнулись?

— Я перед войной была толстенькая, справненькая, меня звали «булочка». Когда раздавался сигнал «воздушная тревога», сестра брала меня за руку, и мы спускались в бомбоубежища. Вот в очередной такой раз мы спустились в бомбоубежище, меня схватил какой–то мужик и потащил. Сестра начала кричать, а дежурившие там моряки догнали этого мужика, отобрали меня у него и спасли мне жизнь. Видимо, меня хотели съесть. Ну, потом я и сама стала «дощечкой».

Или вот случай: труп ставили в окно зимой, между рамами, потом варили и ели. Вот так лежит труп на улице, возвращаешься — там уже отрезан кусок. Ничего не было вообще, а морозы были лютые. Мы и спали одетыми. Квартиры бомбили одну за одной. Люди, когда уходили на работу, собирали детей в уцелевшей квартире, и дети так сидели, прижавшись друг к другу. Иногда кто–то умирал, но мы не понимали и сидели, прижавшись к покойнику.

Обогревались буржуйками, но не было топлива, люди стали сжигать книги. Надо было как–то выживать, сжигали любую литературу, чтобы согреться. По радио передавали, что что–то разрушено, а дети ходили собирать дрова.

Мама работала в военном госпитале и приносила суточный паёк — хлеб, мы его клали в коробочку и только смотрели на неё, боялись открыть. Потом открывали, смотрели на него, целовали, но не ели. Потом крошечку отрывали и сосали, как конфету. В блокаду девяносто семь процентов населения Ленинграда умерло от голода.

— Как ваша мама справлялась? Маленькие дети, тяжёлая работа, голод…

— Мама болела дистрофией, у неё началась цинга и водянка. Но ей лишь в конце 1942 года дали разрешение на эвакуацию, эвакуировали нас в Ярославскую область. Мама тогда уже была тяжело больна, её положили в госпиталь, она пролежала там шесть месяцев. Мы в это время были в детдоме. Мы ходить не могли, нас носили на руках. После лечения мама забрала нас в Иркутск — на малую родину, к родителям. Я до сих пор не могу осознать, как 29–летняя женщина смогла спасти двух детей и себя. Думаю, помогли знакомые отца, это очень сильно повлияло.

— На самом деле страшно, когда вот этот ужас передается через детское восприятие…

— Дети с первых же дней вой­ны как–то сразу повзрослели, а после самых трудных блокадных месяцев от голода, холода и страданий они были похожи на иссохших старичков, забывших вкус мяса, рыбы, сыра, молока, сладкого, настоящего хлеба. Они выживали, и многие из них работали. Помогали дети везде: стояли в цепочках, по которой воду передавали из Невы, расчищали от завалов город, носили носилки, помогали убирать трупы, копали траншеи, дежурили на крышах, помогали в госпиталях.

Некоторые собирали запалы для гранат, потом сдавали их на завод, плели масксети, пока старшие стояли у станков. Кстати, самым старшим было от силы лет десять. Какая сила заставляла их это пережить? Все знали, что нельзя сдаваться несмотря на то, что телом все были слабы. За победу над фашизмом и полное освобождение Ленинграда от блокады 15 тысяч несовершеннолетних получили медаль «За оборону Ленинграда».

— Помните ли вы День Победы?

— Конечно, это такое ликование было! Мы уже были в Иркутске, все ждали этого дня, миллионы людей. В 1945 году я пошла как раз в школу. Мы эвакуировались в том, в чём были: у меня было пальто, все рукава в дырку, мне нашли шапку, мешок для учебников. Я хорошо училась.

— Как сложилась ваша жизнь после эвакуации?

— Окончила школу в 1955 году с серебряной медалью, поступила в Иркутский политехнический институт, там мы познакомились с мужем. Встретились с ним в Иркутске и поженились на четвёртом курсе. Работали на заводе, который закладывал мой отец: муж в конструкторском отделе, я в группе прочности. В 1964 году мы приехали в Смоленск и с тех пор так и жили и работали здесь.

— А после блокады бывали вы в Ленинграде?

— Конечно, моя сестра вернулась с мужем туда, я у нее постоянно бывала. Потом, будучи членом международной ассоциации блокадников, я ездила на съезды. Я очень люблю Ленинград, но сейчас не могу уже ездить туда.

^{«Я перед войной была толстенькая, справненькая, меня звали «булочка»}

— Почему не вернулись после блокады домой?

— А куда? Нам написали бумагу, что до 1946 года надо возвратиться, иначе жилплощадь заберут. Но как бы мы поехали? У нас денег не было, мы учились, мама больная. Я даже не ходила к месту, где мы жили, не хотела расстраиваться. Потом смотрела карту, чтобы поинтересоваться, что там теперь — мы жили на Демидовом переулке, 1. Этого места теперь нет, это теперь переулок Гривцова. Теперь нет нашего адреса, вообще.

— Аделаида Петровна, вы сказали, что вас с сестрой в самом начале блокады хотели отправить в эвакуацию, но вы категорически отказались уезжать и остались в Ленинграде с мамой. Не жалеете? Ведь в эвакуации не было всех тех ужасов, которые вам пришлось пережить.

— На самом деле, то, что мы остались в Ленинграде, спасло нам жизнь, потому что тот эшелон с детьми, который вез их в эвакуацию, был разбомблен немцами.

Вообще, в моей жизни произошло два чуда. Первое — я чудом выжила в блокадном Ленинграде, а второе — вместе с мужем мы дожили до такого «почетного» возраста — у нас с Александром Евгеньевичем в этом году будет 66 лет совместной жизни. И это большое счастье…

P.S. Уметь быть счастливой, несмотря на груз внешних обстоятельств — искусство, доступное далеко не всем. Некоторых людей обстоятельства ломают настолько, что они уже не могут радоваться моменту и теряют вкус к жизни. А вот Аделаида Петровна умеет не только быть счастливой, но и греть в лучах своего счастья окружающих.

При этом пережитое ею в годы блокады останется в памяти навсегда. И годы не способны стереть те детские эмоции, которые вылились вот в это стихотворение:

Вместо детства — разруха и крах,
Раздирающий душу страх.
Вместо танцев и песен — слезы,
Беззащитность, горе, угрозы.

Вместо радостных игр — молчанье,
Умирающих рядом рыданье.
Ожиданье кусочка хлеба,
Тишины и мирного неба.

Вместо школ, детсадов — больница,
Искаженные болью лица.
Вместо книг и тетрадей — бомбежки.
И сиротами ставшие крошки!

Вместо теплой квартиры — холод,
Убивающий заживо голод!
Вместо фруктов, конфет, игрушек —
Вой снарядов и залпы пушек!

Вот такая нам доля досталась.
Вот что в памяти детской осталось…