Эксклюзив «на двоих». Первое большое интервью главы Смоленской митрополии

Наверное, митрополит Смоленский и Дорогобужский Исидор нашим читателям известен больше делами, нежели «разговорами» с журналистами. Во всяком случае, насколько мы можем судить, это действительно первое большое интервью главы Смоленской митрополии. И мы с моим коллегой Сергеем Якимовым благодарны владыке за то, что именно нам выпала честь побеседовать с ним и получить ответы на самые разные (в том числе, и «неудобные») вопросы.

 — Владыка, позвольте начать разговор с личных вопросов. С какого времени вы осознали свое предназначение? Ведь вы родились еще в СССР, поступили в университет, учились, а потом резко изменили жизнь. Что повлияло на ваш выбор, как пришло это решение?

— Спасибо за вопрос. Выбор не был спонтанным. Когда я достиг сознательного возраста, меня, как и всякого думающего человека, беспокоил вопрос смысла жизни. И мне очень хотелось послужить окружающим меня людям. Но я не знал, как возможно это максимально сделать. А вот когда я встретил в своей жизни Бога (а эта встреча произошла не внешним образом, не через какое–то видение, а буквально Господь постучался в сердце мое), тогда я понял, что именно на этом поприще я и смогу максимально полезно послужить людям.

— Но все–таки, может быть, какая–то встреча… Кто оказал влияние на выбор пути?

— Знаете, это был целый ряд каких–то, на первый взгляд, не значимых факторов. Это и архитектура храма, в который поначалу входишь и не понимаешь, что это. А потом в какой–то момент находишь этот образ храма в каком–то замечательном художественном произведении, и он открывается совершенно по–другому, когда ты об этом подумал. Тебя писатель заставил об этом подумать, и тут ты храм воспринимаешь совсем по–другому, не только в историческом контексте, но и в контексте духовном.

Это, безусловно, и какие–то замечательные люди, которые будучи светскими, употребляли имя собственное — Бог.

Вот в том пространстве моей личной жизни, когда я был еще не очень взрослым человеком — это был советский период — меня тогда уже все это наталкивало на какие–то мысли. И поскольку я был во внутреннем поиске, я цеплялся за каждое такое даже мелкое событие.

А уж когда было празднование 1000–летия Крещения Руси, и я мог видеть это все на цветном экране телевизора «Горизонт», я испытал шок. Потому что мне трудно было представить, как это возможно, что вот так открыто идет Богослужение, Божественная литургия с участием Предстоятелей Церквей, духовенства… Я мало что понимал, но мне все это казалось чрезвычайно необычным, важным, требующим от меня подумать над всем этим. Что это за явление такое, что это за люди в необычных одеждах, что это за слова, звучащие от них и от прекрасно исполняющего произведения хора…

То есть, вот на этом этапе не только визуальные, но и звуковые эффекты, все это в комплексе меня подвигло полюбопытствовать, самому зайти в храм и начать думать на эту тему.

— И сколько лет вы вот так вот раздумывали, прежде чем созрело знаковое для вас решение о том, чтобы сделать шаг, который кардинально изменил вашу жизнь?

— Тот «шаг», чтобы стать священнослужителем — это не первый и даже не второй шаг… Безусловно, мне хотелось после всего услышанного и увиденного поглубже окунуться в это религиозное пространство. Но в силу отсутствия в то время необходимых книг, отсутствия действующих храмов, поскольку практически все храмы в то время были в лучшем случае музеями какого–то светского искусства, а так, обычно, это были склады, архивы, а иногда и предприятия, учреждения абсолютно противоположного направления, к примеру, абортарий…

— ?!..

— Да, и такое бывало. Такой вот абортарий буквально до начала 90–х годов был в здании Московс­кой духовной семинарии в Троице–Сергиевой Лавре. Люди, которые принимали решение о том, что разместить в храме, иногда делали совершенно осознанный шаг, чтобы там было нечто совершенно противоположное первоначальному назначению. Я пытаюсь говорить мягко, потому что точно не ставлю своей задачей кого–то обидеть, как–то передернуть саму эту ситуацию. Никогда Церковь не была заинтересована в мщении кому–то или чему–то.

И сейчас, никого не желая обидеть, свидетельствую, как и свидетельствует вся Церковь во главе со Святейшим Патриархом, что мы с болью переживаем столетие событий 1917 года. Я не осуждаю никакие силы, действовавшие в нашей стране за это столетие. Мы лишь призываем к тому, чтобы сделать важные выводы, извлечь уроки из всего этого. Чтобы мы больше не повторяли тех ошибок, которые совершались против Церкви Христовой. А Церковь есть народ. То есть, чтобы мы не совершали ошибок против своего народа.

Прошу прощения, что несколько ушел от ваших вопросов. Хотел бы вернуться… Мое желание узнать больше потребовало от меня познакомиться со священнослужителями, которые были тогда редкостью.

— Но в то время пообщаться со священнослужителями, поговорить с ними — это был весьма серьезный, если не сказать смелый, шаг. Хотя бы потому, что это было «не принято».

— Да, конечно. Как–то Господь меня свел с этими священниками. Впервые мне в руки была вручена Библия. Мне были вручены (тогда еще они были редкостью) книги, посвященные житиям святых: Преподобного Сергия Радонежского, Серафима Саровского… И все это меня интеллектуально погрузило в религиозное пространство. Я понял, что быть религиозным это не значит быть отверженным обществом, не значит противопоставлять себя интеллектуально жизни своей Родины. Я увидел, изучая и жизни святых, и историю Церкви, что все это всегда было сопряжено с судьбой Отечества и судьбой конкретных людей. Меня это радовало и вдохновляло. И, в конечном счете, все это воодушевление, которое сопровождалось какими–то моими конкретными шагами и в светской жизни, учебой в вузе, привело меня к тому, чтобы узнать больше и сделать какой–то свой правильный жизненный выбор. И я понял, что нужно поступать в семинарию.

— А как родители приняли это ваше решение?

— Родители, как мы говорим, со смирением приняли мой выбор. Дело в том, что я достаточно рано, с 17–летнего возраста, начал самостоятельно обслуживать и содержать себя. Поэтому родители не могли препятствовать моему решению. Да я и не давал им повода беспокоиться обо мне в отношении своей нравственной жизни. Поэтому они позволили мне самостоятельно принять решение — а я родился и вырос в городе Красноярске — о том, чтобы поехать в Москву. Я до этого никогда не был ни в столице, ни в других столичных городах, потому что у нас была простая семья и никаких таких путешествий не могла себе позволить.

Я сам принял решение, сам поехал (мне к тому времени было уже 23 года) и сам поступил. Для себя я решил, что если не поступлю, значит, на то воля Божия. Значит, мне надо будет вернуться в Красноярск и заниматься теми светскими делами, которые, безусловно, оставались. Но так уж произошло, что я услышал свою фамилию по окончании вступительных экзаменов, и я стал учиться там…

— То есть со стороны родителей не было вообще никаких препятствий? Никаких попыток переубедить?

— Никаких! Они просто наблюдали, что будет происходить.

— А они вообще верующие?

— Да, сейчас верующие. Раньше, как все обычные граждане Советского Союза, все были где–то в душе верующими, но, как мы говорим современным языком, не практикующими в вере. Ведь духовная практика, безусловно, требует социализацию церковную, то есть хождение в храм.

Воцерковление – это процесс, который сопровождает человека, пришедшего в храм. Иногда он может воцерковиться, иногда нет. Иногда человек и не достигает нужного результата и уходит из Церкви. Такое тоже бывает…

— Владыка, предположим, я считаю себя человеком верующим, часто обращаюсь к Богу. Но в храм хожу редко. Думаю, что надо бы сходить, но мирские дела, суета… что называется, «не до того». Это грех? И можно ли мне считать себя в таком случае человеком верующим? Достаточно ли того, что Бог «в моем сердце»?

— В данном случае не стоит думать в этих категориях. Они становятся актуальными для человека только тогда, когда он приступает к выполнению заповедей, сопоставляет свои возможности, способности, желания с тем, что предлагает ему Бог.

В примере, который вы привели, нужно просто к себе прилагать иной образ. Посещая родного отца, что я думаю при этом? Как часто мне надо его посещать? Грех или не грех, если я буду посещать его раз в неделю, раз в месяц? Это не грех, но это другое пространство. Я предложил этот образ, чтобы люди сами себе честно ответили… Никто не имеет права вмешиваться в их личное пространство. Все для себя каждый решает сам, сам ставит перед собой вопросы и сам на них отвечает. В этом и есть та религиозная свобода, которую дает нам Бог. Мы сами делаем свой выбор.

— Хотелось бы затронуть тему отношений Церкви и государства. Сейчас идет волна обвинений в адрес Церкви в том, что она состоит на службе у государства. Хотя, если обратиться к истории, Церковь – это один из столпов, на котором держится Государство Российское. В наше, я бы сказала, «смутное» время, должна ли Церковь стесняться «служения» государству?

— Церковь за всю свою 1000–летнюю историю, со времени Крещения Руси, никогда не «стеснялась», она всегда подставляла плечо российскому государству. Она выполняет свое назначение.

— Каково ваше отношение к подобным «обвинениям»?

— Эти обвинения исходят от тех сил, которые не хотят, чтобы Церковь возвышала свой голос. Поэтому они в светском пространстве стараются кричать громче, чтобы перебить голос Русской Православной Церкви. Это известный метод. Но Церковь неизменно свидетельствует миру о евангельской правде. Как бы ни высокопарно это воспринималось слухом читателей, но в этом единственное и главное призвание Церкви — свидетельствовать миру о Христе. А в этом свидетельстве о Христе, безусловно, и определение места человека, его нравственный кодекс. Его сопоставление себя как образа и подобия Божиего, и многие–многие другие вопросы, которые во все времена были очень мощной мотивацией людей к тому, чтобы быть людьми церковными. Для того, чтобы быть людьми честными, быть патриотами своего Отечества.

Церковь же глубоко патриотична. Каждый христианин, молясь Богу о спасении себя, обязательно — и это отражено в церковном Богослужении — молится и о ближних своих, и об Отечестве своем. Отечество — это народ. Вопрос о том, как соотносятся Церковь и государство — все это отражено в социальной концепции Русской Православной Церкви. Что касается моей личной позиции относительно того, служит ли Церковь государству, отвечу так. Церковь служит Богу. Церковь служит людям. А государство должно себя воспринимать частью жизни людей. Если мы говорим косвенно, то, конечно, Церковь служит государству, но именно косвенно — потому что вообще Церковь служит человеку.

Но когда мы говорим слово «государство», мы совершенно ясно юридическим языком воспринимаем некий механизм государственного управления страной. Если говорить об этом, то Церковь никогда не воспринимала себя частью этого механизма. Даже тогда, когда она была насильно вовлечена, а точнее интегрирована в систему государственного управления. Я имею в виду синодальный период, эпоху Петра Первого, тот двухсотлетний период, когда Церковь была вынужденно «вставлена» в государственную систему управления.

Над Церковью был поставлен обер–прокурор Святейшего Синода, который под руководством государя и управлял Церковью. А Святейший Синод был совещательным, рекомендательным органом церковного управления, не более того.

Опять же, не хотел бы критично относиться к некоторым моментам нашей русской истории, все было в нашей истории: и светлые, и темные стороны бытия нашего Отечества. Сейчас нет смысла ставить какие–то штампы. Важно делать выводы. Русская Православная Церковь сделала эти выводы и настояла на том, чтобы вернулось Патриаршество в 1917 году. Была большая подготовительная работа к Поместному Собору. Церковь, слава Богу, вернула свой статус, который необходим, чтобы полноценно действовал церковный организм. А это необходимо, в свою очередь, чтобы Церковь максимально осуществляла свою миссию. Без Патриарха, без своего Предстоятеля Русская Православная Церковь не могла полноценно это делать.

Но это все история, так что давайте вернемся к вашим вопросам.

— То есть сама постановка воп­роса о «службе Церкви государству» — фальшива?

— Я не хотел бы таким образом давать оценку вопросу. Такая оценка сразу накладывает тень на вопрошающего. Но это не так…

— А если вопрошающий это произносит не как вопрос, а как восклицание обвинительного характера?

— Мы не должны так воспринимать вопрошающих. Церковь должна быть способна отвечать на любой вопрос. Даже на самый глупый. Единственное, на что мы с вами должны обращать внимание, это на то, как люди, которые хотят кого–то в чем–то «уличить», «подловить», «обвинить» — они, сознательно или не понимая чего–то, нарушают логику в самом вопросе.

Способность в самом вопросе заложить логические ошибки ставит того человека, которого спрашивают, в неловкое положение. А в остальном, любой вопрос — это абсолютно приемлемый вопрос. И наша задача — дать ответы на самые простые или непонятные вопросы. В этом миссия Церкви. И дай Бог, чтобы Церкви задавали как можно больше самых разных вопросов.

А попытка вот таких сторонников «развенчать» Церковь состоит в том, чтобы маргинализовать ее, выдавить ее из общественного пространства, потушить ее голос, чтобы вообще ее не было слышно. Это, кстати, происходит в западном обществе. Да, Папа Римс­кий – очень значимая фигура не только как глава Римской Церкви, но его голос в западном светском обществе (я хочу ошибаться), мне кажется, звучит недостаточно в отношении нравственной жизни европейцев, института семьи, брака и прочего–прочего…

— Владыка, вы современный человек, с точки зрения светского человека? Гаджеты для вас чужды или нет? Спрашиваю об этом, чтобы плавно перейти к подвопросу. Сейчас очень много запросов от общества на общение через различные средства коммуникации: интернет, социальные сети… Насколько для вас приемлема такая форма общения? Тем более, что сейчас там обсуждаются темы, которые поляризуют общество.

— Начнем по порядку. Читатели не смогут этого увидеть, а вы видите на моем столе компьютер. Безусловно, технические средства связи, коммуникации — это реальность, данная нам. Нынешнее поколение живет в уникальное время — время невероятного скачка научно–технического прогресса. Мы можем наблюдать, насколько людям старшего поколения трудно идти шаг в шаг с этим прогрессом.

Это наблюдается и в том, как наши пенсионеры жалуются священнослужителям на то, что они не способны бывают получить свою пенсию через банкомат, неспособны оплатить коммунальные услуги, налоги, которые государство требует от каждого гражданина. Они с болью об этом говорят, поскольку видят в этом некоторую свою ущербность. Это, безусловно, беспокоит Церковь.

Поскольку такие люди есть, мы просим банковскую сферу, чтобы они шли навстречу людям, чтобы режим непосредственного общения с сотрудником банка не был исключен. Конечно, удобнее все роботизировать и исключить участие людей в том или ином процессе. Это будет дешевле. Но так дело может дойти и до нас самих. Так что в этом процессе есть свои опасности. Но это отдельная тема для научно–практической конференции.

Относительно гаджетов… Мы понимаем, что жизнь современного человека, коим является и священнослужитель — это те средства связи, без которых невозможно обойтись. И сейчас интернет, даже по сравнению с тем, что было десять лет назад, стал той виртуальной реальностью, в которой люди присутствуют не просто своими фотографиями, а мыслями, чувствами… Я уже боюсь что–то лишнее сказать, чтобы не задеть кого–то…

Но, посмотрите, какие опасности. Детские «группы смерти», многое другое… Развитие таких влияний не всегда отслеживается даже государственными структурами. В том смысле, что это все очень быстро нарастает, и государство не всегда способно вовремя отреагировать. А Церковь, как Богочеловеческий организм, всей своей природой отстоит от всего этого. Отстоит, потому что верующий человек призван к молитве, к покаянию, к внутреннему деланию, к Богообщению…

Все это часто бывает несопоставимо с тем, что предлагает окружающий мир. И там, где человек думает, что это абсолютно безопасно, там кроется столько опасностей, что человек даже не подозревает об этом.

В чем же опасность? Когда подобные технологии в руках доброго человека, повода для беспокойства нет. А не дай Бог, это попадает в руки злого человека… Что тогда происходит с группой людей, которые ему подконтрольны посредством таких технологий? То есть, в силу таких технологий человек теряет личное пространство, которое он переносит в виртуальную сферу.

— Здесь проблема еще в том, что ты попадаешь под влияние определенных людей, групп и теряешь способность самоидентифицироваться. Этот маховик просто стирает личности.

— Совершенно верно. Человеческий мозг просто не способен обработать такое количество информации. Взрослый человек! А уж ребенок, у которого нет иммунитета на все подобное, может вовлечь себя в очень страшные виртуальные вещи.

— А ведь потом эти виртуальные страшные вещи переходят в реальность. В виртуальном пространстве человек перестает чувствовать ответственность за свои поступки, слова.

— Да. Поэтому сами по себе гаджеты, передовые технологии не несут в себе никакой опасности. Это всего лишь «железяки». Но в руках злого человека это приобретает большую мощь.

— А Церковь должна использовать современные гаджеты в общении с паствой?

— Обязательно! Церковь чувствует свою ответственность и за то пространство, в котором, к сожалению, оказалось сознание очень многих людей. Поэтому Церковь свидетельствует миру о Христе и в виртуальном пространстве. У нас, наверное, нет сейчас ни одного храма в России, у которого не было бы создано своего сайта или группы в той или иной социальной сети, где и прихожане, и вообще любой человек могут получить для себя необходимую информацию, познакомиться с этой общностью людей.

Так что, безусловно, при всем том негативе, по верхам которого мы сейчас прошлись, есть, несомненно, и позитивные моменты.

— Мы говорили о подростках и соцсетях. После известных весенних событий — я имею в виду «марши неповиновения», на которые оппозиция заманивала подростков («школоту», как их называют в интернете) через соцсети, государство осознало, что не очень понимает, чем живет молодежь. Осознало, что прежние способы общения с ней уже неэффективны. Словом, на государственном уровне сейчас пытаются «подобрать ключик» к молодежи. Стоит ли эта тема также остро и для Церкви? Готово ли молодое поколение обращаться к Богу? Нет ли ощущения, что мы уже потеряли «поколение Z»?

— Я хотел бы снизить градус вашей категоричности. По мне, так у нас прекрасное поколение молодых людей. Если мы сравним их с поколением 90–х, которое вполне вкусило все «прелести» лет перестройки, то нынешнее поколение радует.

Радует потому, что оно воспринимает все через призму своего отношения к миру. В нынешнем поколении гораздо больше добра. Я это наблюдаю благодаря тому, что в наших храмах сменился состав верующих людей. Буквально двадцать лет назад большинство верующих было людьми старшего поколения, в основном — те бабушки, которые пережили Великую Отечественную войну и уж там научились молиться, прошли все гонения, отстояли и храмы, и священников. А вот поколение 90–х как–то отхлынуло от Церкви по причине всяких свобод и вседозволенности. То есть, практически нет среди прихожан того старшего поколения, которое осознанно встретило 90–е годы. Но мы дождались того времени, когда в храмы стали приходить, и не только приходить, а буквально приумножаться в геометрической прогрессии, люди молодого поколения.

Придите в храмы в воскресный день, и вы увидите, что не только и даже не столько мамы, а папы держат своих маленьких детей. Увидите, как они стремятся, чтобы совсем маленький ребенок поучаствовал в Богослужении, чтобы это стало для него чем–то родным. И мы, духовенство, сейчас приучаем маленьких детей, чтобы они сами шли ко Причастию с того момента, как научатся ходить. Дети с радостью чувствуют храм приемлемым для себя пространством восприятия жизни. Мы очень рассчитываем, очень надеемся на это поколение, которое сейчас растет.

Поэтому и государство, и Церковь прилагают сейчас так много усилий к тому, чтобы помочь взрасти этому поколению. Стратегия государственной национальной политики России, утвержденная президентом РФ, зиждется на духовно–нравственной составляющей, источником которой является Церковь.

Возвращаясь к теме отношений Русской Православной Церкви и государства, считаю своим долгом сказать, что Церковь является самым надежным социальным партнером государства. Это было всегда, это есть и сейчас. И слава Богу, что нынешняя государственная власть хорошо это понимает. Она учитывает ошибки предшественников, которые этому партнерству препятствовали.

Государство сейчас всецело содействует тому, чтобы Церковь принимала активное участие в патриотическом воспитании подрастающего поколения. Не в обиду говорю, но там, где иногда не слышен голос чиновника, там слышен голос священника. Если священнику есть что сказать не только от ума своего, но и от сердца, там его слова очень хорошо воспринимаются людьми. Особенно — подрастающим поколением. Поэтому, что касается нашей молодежи, я преисполнен оптимизма.

— Владыка, ваше служение здесь совпало с тем, что у нас сейчас губернатором, то есть как раз–таки человеком, представляющим на Смоленщине государство, является Алексей Островский — человек верующий. Это помогает вам?

— Промыслом Божиим и решением главы государства А.В. Островский назначен на Смоленщину, которая является «Землей Патриарха». Тут счастливым образом все совпало и выстроило отношения между государственной властью и Церковью в регионе. До Алексея Владимировича Островского такое взаимодействие не всегда было таким успешным, однако Святейшему Патриарху в сане митрополита здесь многое удалось сделать. И то, что он сделал здесь впервые, оно первым и стало во всей Русской Православной Церкви.

Он открыл здесь первую телестудию «Меркурий», которую, уже будучи патриархом, он преобразовал в общероссийский телеканал «Союз». Он первым здесь ввел основы православной культуры. Первый образовательный предмет — «История святости земли Смоленской». И многое–многое другое. Русский Народный Собор впервые был проведен в Смоленске. Потом этот Собор стал Всемирным со своим представительством в ООН.

Когда существует добрая взаимосвязь между Церковью и государством, мы можем наблюдать, какие положительные плоды дает такое сотрудничество. Причем эти плоды отражаются в нравственной картине всего народа, живущего здесь.

— Хотелось бы поднять тему передачи объектов религиозного назначения Русской Православной Церкви. В частности — Церковь на улице Реввоенсовета в Смоленске, где живут люди, и там в некоторых помещениях дверками шкафа являются иконы… Удастся ли передать этот объект по назначению и когда это произойдет?

— Мне очень жаль этих людей, которые оказались в трудных жизненных обстоятельствах. По поручению губернатора администрация города Смоленска ведет подготовительную работу по решению этого вопроса, изыскиваются средства. Я наблюдаю за этой работой. Все осложняется тем, что там живут люди. Они нуждаются в полноценной компенсации за свое жилье. Убежден, что администрация города делает все возможное, чтобы изыскать необходимые средства и условия, чтобы расселить людей в нормальное жилье.

— Владыка, на ваш взгляд, в Храме Святого Духа во Фленово должны проводиться Богослужения?

— Храм Святого Духа во Фленово является объектом культурного назначения, собственностью государства и находится в распоряжении музея–заповедника. Правительство РФ не так давно изыскало средства на реставрацию той живописи в храме. Она восстановлена. Так что это храмовое строение в первую очередь используется музеем как объект для экскурсий, для представления творчества известных художников. С точки зрения музейного сообщества этому сооружению важно исполнять именно эту функцию. Мы не можем этому препятствовать, не можем, чтобы каждое сооружение, по виду походящее на храм, было возвращено Русской Православной Церкви.

— Недавно в обществе шла острая дискуссия по поводу строительства храма в Соловьиной роще. В чем там была проблема? Почему люди стали протестовать? И снята ли эта проблема сейчас?

— Как мне представляется, снята. Я стараюсь каждую среду в 18 часов возглавлять акафистное пение Преподобному Сергию Радонежскому, в честь которого строится храм в Соловьиной роще. Я вижу большое количество людей, живущих там и приходящих на это Богослужение. Единицы из них в самом начале не понимали, в чем суть вопроса. Они возбуждали умы и голоса иных жителей Соловьиной Рощи, вводя их вольно или невольно в заблуждение, что начнется стройка и вырубят все деревья. Но время показало, что это далеко не так, что храм станет настоящим архитектурным и духовным украшением всего района.

Не могу сказать, что проблема полностью исчезла. Все–таки с каждым человеком требуется определенная работа (в лучшем смысле этого слова), разъяснения.

Церковь всегда готова ответить на все вопросы людей: зачем и для чего там нужен храм. Ведь многим пожилым людям, мамам с колясками физически сложно ездить в иные храмы города. А так в шаговой доступности есть храм, в котором можно помолиться Богу, попросить Его о помощи, получить совет и благословение священника, прикоснуться к святыням.

В октябре, после празднования в честь Преподобного Сергия Радонежского (8 октября) я по благословению Патриарха совершу принесение мощей Преподобного Сергия. Это будет серьезной духовной поддержкой для жителей Соловьиной Рощи.

— В последнее время в Смоленске стали появляться культурные объекты, встраиваемые в туристические маршруты: Владимирская набережная с памятником Владимиру, памятник Владимиру Мономаху. С вашей точки зрения, в топонимике Смоленска достаточно новых названий или что–то требует своего переименования, в честь какого–то святого?

— Благодаря поддержке и решениям Смоленского горсовета, в 2017 году у нас появился сквер имени священномученика Серафима Остроумова. Когда 26 апреля были мероприятия, связанные с годовщиной Чернобыльской катастрофы, у некоторых ветеранов–чернобыльцев были сомнения и вопросы: неужели церковь хочет «отобрать» их памятный объект? Но как может Церковь что–то отбирать? За всю 1000–летнюю историю такого не было. Я им сказал: «Дорогие чернобыльцы, друзья, герои! У атомщиков есть небесный покровитель — Преподобный Серафим Саровский, а нынче у смоленских чернобыльцев есть свой небесный покровитель — священномученик Серафим Остроумов. Вы в свое время смело шли, чтобы выполнить свою задачу. И он тоже смело шел, чтобы выполнить свою жизненную миссию, честно пошел на исповедничество и гибель. Для всех уже ушедших из жизни чернобыльцев нет лучшего ходатая в той, небесной жизни, чем Серафим Остроумов…»

— Услышали они вас?

— Да. У нас очень хороший разговор получился. Многие согласились, что это ни в коей мере не противоречит идее почитания героев–чернобыльцев, их мыслям и чувствам. Тем более, что теперь это священное место.

— То есть, в Смоленске может появиться улица Мурзакевича, например…

— А почему нет? Почему бы в местах, где разворачивается новостройка, не популяризировать имена наших именитых горожан прошлого? Почему бы не называть улицы в честь героев нашего времени? У нас, слава Богу, есть сад в честь губернатора Лопатина. Есть много земляков, которые потрудились во славу земли Смоленской. У нас есть герои Советского Союза и герои России. Дай Бог, чтобы эта работа продолжилась. Городская власть идет нам навстречу, когда мы предлагаем что–то. А мы будем предлагать. И, как справедливо заметил президент РФ, поздравляя жителей Смоленской области с юбилейной датой образования региона, «смолянам есть чем гордиться».

— Не можем не задать вопрос относительно дискуссии, которая развернулась вокруг фильма Алексея Учителя «Матильда». Фильм еще не вышел в прокат, но уже появились противники его показа (агрессивные противники, надо отметить). Какова ваша позиция по данному вопросу?

— Мне не хотелось бы уделять много места этому вопросу, тем более, что «огня» еще нет, а «дыма» уже и так слишком много. Суть в том, что людям предлагаются не вполне точное историческое повествование. Картина тенденциозна. Но это замысел режиссера и сценариста. На самом деле опасность не в самом фильме «Матильда». Опасность в том, что он может стать поводом для разномыслий в обществе. Наша общая задача не противопоставлять себя друг другу. Наша задача — видеть в каждом человеке образ Божий. Да, со своими ошибками, заблуждениями, но и со своими достоинствами, с тем добром, которое, безусловно, присутствует в каждом человеке.

Церковь призывает к братской любви друг другу. К тому, чтобы со снисхождением друг к другу обсуждать любые вопросы, в том числе, и этот фильм. Не нужно ни на кого обижаться и обострять противостояние. Именно к этому призывает Церковь.

— Патриарх Кирилл (еще будучи митрополитом Смоленским и Калининградским он начал этот проект) уже много лет со своим «Словом пастыря» обращается к верующим по субботам на Первом канале. Не рассматриваете ли вы для себя возможность подобного телевизионного проекта на смоленском телевидении?

— У нас по вторникам на ГТРК шла передача «Одигитрия», я не единожды принимал в ней участие (в том числе, и в прямом эфире отвечал на вопросы). Надеюсь, что в будущем, несмотря на занятость, традиция телевизионных эфиров с моим участием продолжится.

— Как вы отдыхаете?

— Отдых для меня — это то время, когда можно заниматься какими–то иными делами, это уже дает отдохновение.

— А светские книги, художественную литературу вы читаете?

— Читаю (и фильмы смотрю, когда есть на то время). Когда я прихожу в книжный магазин, если беру книгу неизвестного мне автора, открываю ее на любой странице, и если вижу хороший стиль письма, я с удовольствием беру такую книгу.

— Владыка, можно ли выжить в современных реалиях, следуя лишь добродетелям? Как это сделать в нашем «суровом» мире?

— Прежде всего, надо быть честным с собой и окружающими людьми. Когда мы проявляем лукавство по отношению к себе, когда мы нечестны с окружающими, такому человеку действительно тяжко жить. А как «выжить» в мире, который оперирует не нравственными понятиями, это отдельная глубокая тема для нашей беседы…

— Договорились. Спасибо за интересную беседу!

— Спасибо вам!