— Среди прочих нападок на РПЦ было утверждение, что церковь пыталась навязать обществу запрет абортов на законодательном уровне…

 — Человеку, который ходит в храм, человеку, который верит в Бога, я говорю, что это делать нельзя, и если он совершает этот грех, он лишается возможности участвовать в церковных таинствах. Он себя противопоставляет позиции Церкви. Он таким образом выходит как бы из Церкви. Но Бог создал людей свободными. И Церковь не имеет своих карательных учреждений. В государстве есть исправительные учреждения, которые, собственно, не исправляют людей, а наказывают, если они совершили какой-либо проступок. У Церкви нет таких учреждений. Церковь ни на кого не накладывает проклятья, она молится обо всех, молится об этих людях. Но она свидетельствует о том, что это грех. Церковь не может всех заставить быть православными, всех заставить не курить, всех заставить не пить, не принимать наркотиков. Но мы хотим людям это объяснить, и тем, кто нас услышит, мы готовы помогать. Я читаю порой в интернете о том, что Церковь с насилием совершает какие-то действия… лукавство это! Мы никого не собираемся принуждать. Человек свободен — мы не можем заставить его, если б хотели даже. Ну и опять же, веру всегда выбирает свободный человек. Нельзя человеку навязать веру. Или свое мнение. Мы придерживаемся такой точки зрения.

— Владыка, вы являлись активным комментатором закона о ювенальной юстиции, который вызвал очень бурные споры в обществе.

 — Да. Я глубоко убежден, что к малолетним правонарушителям нельзя применять те формы наказания, которые применимы к закоренелым преступникам. Иначе мы из этих детей сделаем тоже рецидивистов. Известно, что люди, которые раз попали в тюрьму, столкнулись с организованным преступным миром, в нем и остаются потом, они не исправляются, а, наоборот, приобщаются к криминальной жизни. Это первый аспект. Второй аспект, который вызывает справедливое отторжение общества, это когда государство неоправданно вмешивается в дела семьи. Те законы, которые действуют у нас сейчас — например, на основании того, что в семье низкий материальный уровень, чиновники могут принять решение о том, что ребенка нужно забрать из семьи. Мы считаем, что это недопустимо. И об этом прямо написано в постановлении архиерейского собора: нужно не изымать ребенка, а помогать этой семье! И кроме семьи нигде ребенка не воспитывают. Детский дом?.. Мы знаем, какие дети выходят из детских домов. Ребенок должен воспитываться в семье. Конечно же, бывают случаи, когда ребенка нужно обязательно изъять из семьи, когда есть угроза его жизни и здоровья. Но должны быть четкие нормы, которые ограничивают произвол прокуратуры, органов опеки… Очень часто семью разрушают, но вместо семьи ничего не дают ему. Поэтому, когда речь идет о лишении родительских прав, каждый случай нужно решать особенным образом, внимательно исследовав причину неблагополучия семьи. И, если возможно, помогать семье, а не разрушать ее.

— В нашей беседе мы не можем обойти вниманием вопрос взаимоотношений церкви и государства. Тем более, что эта тема последнее время на новом пике общественного обсуждения. Мы гораздо чаще стали слышать о «позиции церкви» по тому или ному вопросу. Та же «позиция церкви» зачастую приобретает ложную трактовку после выступления кого-то из церковнослужителей. Иногда люди думают, что как только священнослужитель выступил со своим мнением — это уже позиция церкви. Так ли это?

 — Конечно, священнослужитель выступает от своего лица. У нас были случаи, когда разные священнослужители по одним и тем же жестким вопросам высказывали разные мнения. Это допустимо, потому что в Церкви есть соборность, Церковь это не армейская организация, где все подчиняется приказам военачальника. Поэтому разные бывают мнения, но мнением Церкви считается мнение Собора архиереев. Вот принял Собор решение — это мнение Церкви. А каждый человек выражает свое собственное мнение. И вы правы, к мнению Церкви сейчас прислушиваются. Прислушиваются, потому что сейчас ее возглавляет современный, образованнейший человек, которого все уважают. Как раз при его патриаршестве Церковь стала занимать такую активную позицию по вопросам, которые имеют большой общественный резонанс. И то, что такой вес приобрела позиция Церкви, это очень хорошо, потому что большинство россиян считает себя православным, поэтому мнение православной Церкви для него важно.

— В интернете была информация о том, что Собор своим решением одобрил переименование Волгограда в Сталинград… Документального подтверждения найти, правда, не удалось. И вашу личную позицию по этому вопросу тоже хотелось бы услышать.

 — Не удалось найти, потому что не было такого решения. Церковь этого не одобряет. Что касается меня лично, я думаю, что имя Сталина не должно относиться к этому великому городу. И защита этого города осуществлялась не лично этим человеком, а людьми, которые положили свою жизнь не за него, а за Родину. Этот человек страшный злодей, и то, что он сделал для России, несравнимо ни с какой другой личностью. Ни Петр Первый, который изменил путь российской истории, ни Иван Грозный — никто не сравнится с ним. Даже вдохновители и организаторы революций. Страшное время — огромное количество расстрелянных, уничтоженных людей, ложь, нищета и даже победа далась не «благодаря его умелому руководству»… Количество погибших советских воинов в несколько раз превышает число убитых немцев. В несколько раз! Просто «полегли» все, ценой своей жизни защитили Россию.

— Владыка, вы сказали о том, что большинство россиян считает себя православным, и это действительно так, во всяком случае, согласно опросам общественного мнения подавляющее большинство граждан России считает себя православным. А вот растет ли количество прихожан?

 — Да, растет. У нас очень много в этом году было народу на Рождество в храме. И количество людей в Москве на Пасху у нас тоже увеличивается. Так что количество таких людей растет, слава Богу, и люди интересуются православием, Церковью. И это хорошо. Знаете, атеисты говорят — я в Бога не верю. Я обычно на это отвечаю — вы знаете, в того Бога, в которого вы не верите, я тоже не верю… Они ведь отрицают не Бога, который есть любовь, который умер за нас на кресте… Они отрицают какое-то свое понятие о Боге. Я вспоминаю рассказ из жизни одного славянофила, он говорил, что у него была сестренка маленькая, которая ползала по полу и подбирала все, что валялось, и ела. И крошки хлеба, и огрызок бумаги… И мама ей говорит — не надо есть с пола, я же вижу, ты делаешь неправильно. «Мама, а ты не смотри», — девочка ей говорит. «Ну, а Боженька-то смотрит». Мама показала на икону: «А ты Боженьку к стенке поверни». Конечно, есть люди, которым бы хотелось, чтобы Церковь не свидетельствовала о том, что правда, что неправда, чтобы они могли свободно, не испытывая какие-то угрызения совести, делать гадости: однополые браки заключать, легализовать проституцию, легкие наркотики, в интернете разрешить педофилам делать свое черное дело. Конечно, против этого Церковь протестует.

— Сейчас активно начала обсуждаться тема возврата смертной казни. И, кстати, депутат Госдумы от Смоленской области Франц Клинцевич заявил, что он будет добиваться отмены моратория на смертную казнь. В частности, говорил о необходимости ввести смертную казнь для педофилов и предателей… На ваш взгляд, стоит ли возвращаться к этой мере наказания преступников?

 — Слава Богу, что не нам с вами принимать это решение. Страшное решение. Был такой священник, ныне покойный, отец Глеб Коляда, он один из первых пошел в тюрьмы и там очень много занимался с заключенными. Он говорил, что мы расстреливаем не того человека, которого приговорили к смерти. После приговора он мог измениться, покаяться, оплакать свой грех. Мы знаем также, что есть несправедливо вынесенные приговоры. В Америке есть такая статистика, и процент тех, кто приговорен к смерти, будучи невиновным, высок.

— У вас четверо дочерей, много внуков… Остается ли время на общение с ними, учитывая ваше служение?

 — Мои дочери постоянно обижаются, что я уделяю им мало времени. Не бываю дома. Но, конечно же, какое-то время нахожу и на общение с внуками, и на то, чтобы поговорить с моими близкими. Мне это очень дорого, ценно и важно.

— Знаете, про Патриарха смоляне говорят: «Он наш». И в этой связи вопрос не только от нас, но и от большей части смолян. По вашей оценке, осталось ли у него особое отношение к Смоленску, к своей пастве здесь?

 — Осталось. Патриарх очень любит Смоленщину, когда был здесь прошлым летом, это было видно: он просто здесь преобразился, как будто нет у него забот никаких. Он стал каким-то радостным. Сопровождающие его лица говорили, что никогда прежде его таким не видели. Когда он приезжает в Смоленск, он вспоминает всех батюшек, меня спрашивает о том, что происходит в Смоленске, очень близко принимает все это к сердцу, очень всем этим интересуется.

В день его интронизации Смоленская епархия подарила ему икону всех смоленских святых, он с благодарностью и радостью ее принял. Патриарх очень любит Смоленск, он здесь провел двадцать пять лет своей жизни, здесь он начинал свое архиерейское служение епархиального епископа, и здесь же служат священники, им рукоположенные, воспитанные им, здесь храмы им открытые. Так что да, Смоленск для него остается «второй родиной». Он родился в Питере, но как епархиальный архиерей он родился в Смоленске. Он руководил епархией в очень трудное время. Когда он сюда приехал, здесь было 35 храмов, когда уезжал в Москву, оставил здесь 160. Здесь им были посеяны семена, до сих пор приносящие плоды. Он возродил Смоленщину.

Здесь созревали решения, которые сейчас он реализует на общецерковном уровне, здесь он сталкивался с теми проблемами, которые сейчас старается решить. Он когда говорит о каких-то проблемах, очень часто добавляет «вот у нас в Смоленске…». И рассказывает, как и что можно сделать. Так что служение здесь для меня очень ответственно, я очень боюсь его огорчить, расстроить, такая трудная у меня здесь ситуация…

— Низкий поклон передавайте его Святейшеству!

 — Обязательно передам!