— Лев Георгиевич, вы сейчас можете различить птиц по пению, как в юности умели делать?

— Естественно, конечно. Это навсегда осталось. И по пению, и по виду, и по полету. Смогу точно сказать, что это, например, зяблик, а не овсянка, дрозд, а не клест. Я сейчас спокойно мог бы и чучело птицы сделать.

— Владеете одной из отцовских профессий?

— Я в свое время очень много чучел делал. После смерти отца наша компания прибилась к биологическому музею при Казахском государственном университете. Благодаря нам один смешной человек там даже кандидатскую диссертацию написал. Ему лень было самому ходить в горы, вот он и давал нам, пацанам, задания, и мы исследовали жизнь птиц, проводили наблюдения. Замечательное занятие, нам интересно было.

— Можно заметить, что это «птичье» увлечение осталось у вас и в живописи. На многих картинах встречаются символы, выраженные через изображения птиц.

— Совершенно верно. Птицы, бабочки… Я в детстве и бабочек ловил. И не только в детстве. Помню, прилетел как-то в Алма-Ату, и у меня было свободных две недели, так я за это время поймал и расправил 550 бабочек. Это был восторг. И на Кавказе тоже ловил. Потом эти трофеи я обычно раздаю. Я обожаю свою страну, обожаю Россию, объездил всю страну. Нашел такие фантастические уголки, такие потрясающие места. Мой любимый край — Камчатка, мой любимый край — Сахалин. Я обожаю Дальний Восток, потрясающий Север, Кольский полуостров.

— Птицы на картинах — это всегда какие-то определенные символы? Например, на полотне «Художник в России»?

— «Художник в России» — это пародия на парадный портрет. И дело в том, что на парадном портрете любая вещь обязательно что-то означает, о чем-то говорит. Это закон парадного портрета. Такой портрет по сути биография человека. Обратите внимание, у меня в этом парадном портрете часть занавеси, сюзане — это Азия, потому что я азиат. Пол из плиток, как в голландских интерьерах, европейские книги XVII–XVIII веков.

— Еще и надпись по латыни.

— «IMAGO SOLEMNIS PICTOR RUSSORUM LEV PRIGUNOV AB LEV PRIGUNOV PICTOR RUSSORUM», что означает «Торжественное изображение художника Льва Прыгунова, написанное художником Львом Прыгуновым». А дальше советская реальность — решетка, за ней ворона. Я ведь был пятьдесят лет невыездным. А ласточка — это идеал.

— Выходит, что зритель должен быть образован как минимум не меньше художника?

— Нет, ни в коем случае.

— Но символов на ваших картинах очень много, как зритель должен узнавать значение каждого из них?

— Никак. Просто никак. Дело в том, что наше подсознание устроено так, что человек уже все знает. Это я вам точно говорю. Есть архетипы — исторические, мифологические, психологические. Они нам на подсознательном уровне уже известны.

— В названии вашей выставки «Энергетический реализм» главное слово «энергетический»?

— Дело в том, что живопись не может быть не реализмом. Абстрактная живопись — это тоже реализм. Вообще, вся живопись — реализм.

— Мне показалось, что ваши работы находятся на некой грани между модерном и постмодерном?

— Никакого постмодерна у меня нет. Я его терпеть не могу. Какой постмодерн?! Мои боги — Веласкес, Сурбаран, Эль Греко. И самый великий художник — Пикассо. Знаете, чем отличается профессионал от любителя? Вот постмодернисты — это все любители. Я вам точно говорю. Что такое любитель? Он хочет сразу получить результат. Я понял это абсолютно конкретно, когда стал заниматься реставрацией живописи. Мы были друзьями с Савелием Ямщиковым, я попал в его компанию и там подружился с одним из лучших реставраторов живописи в Москве Сергеем Галушкиным, недавно ушедшим. Потрясающий человек. На примере реставрации я как-то сразу все понял. В процессе реставрации есть, предположим, десять обязательных шагов, которые нужно пройти последовательно. Если ты хоть один шаг упустишь или сделаешь неправильно — вся работа идет насмарку. Вот это профессионально. А реставратор-любитель после первого шага сразу делает девятый. И все рушится. Это любитель. Точно также постмодернизм — он перескакивает все, начиная с каменного века.

— То есть вся история искусств отставляется в сторону?

— Абсолютно. Я помню, приехал в Ленинград за два месяца до вступительных экзаменов, специально, чтобы походить по музеям. И пошел на третий этаж Эрмитажа, о котором я мечтал с юности. И застал там такую картину — какой-то наш советский молодой человек, совершенно честный трудящийся, с криками «Расстрелять! Уничтожить!» с дикой ненавистью бросался на картину Пикассо. У него истерика была, потому что он был воспитан на советской живописи. И каким потрясающим ударом для советской власти стало неожиданное восприятие во всем мире так называемой «бульдозерной» выставки, на которой я был.

— Прямо там?

— Прямо в центре, все на моих глазах было. Я видел, как разбили лицо одной художнице, разбили лицо устроителю этой выставки Оскару Рабину, ударили какого-то английского журналиста. Бульдозером просто ехали на людей. И из-за чего? Из-за изображения.

— Краски на холсте.

— Краски на холсте. Там не было никаких призывов к свержению власти. Сейчас такие картины висят в любом музее…

Должен вам сказать, Россия всегда была советской. По моему мнению, Иван III — это первый советский вождь. До него России не было, были только княжества. Он закрыл границы. Каждый, кто убегал в другую страну, был врагом народа, и посылались отряды, чтобы его поймать и повесить. Иван III устроил первые выездные комиссии — собирались бояре и говорили: «Ты смотри, едешь послом — не посрами».

— Так эти комиссии по выезду просуществовали до конца ХХ века.

— Я об этом и говорю. Любая страна, конечно, приукрашивает свою историю, тянет одеяло на себя. Московская Россия никакого отношения к Киевской Руси не имела никогда. В этом украинцы правы. Это мое личное мнение. Я абсолютно убежден — настоящая Россия появилась с Ивана III.

— Согласитесь, есть противоречие между вашим мировоззрением и ролями. Тот же знаменитый Бонивур.

— Насчет Бонивура. Вы думаете, случайно этот фильм ни разу не показали за последние годы? С 1986-го года ни разу. Я вам коротко объясню. Я отказался сниматься в этом фильме: категорически мне не понравился сценарий, не понравилась роль, не понравился режиссер. Но на киевской студии был умнейший человек, одесский еврей Жолков Борис Михайлович. Потрясающий человек. И когда я отказался и уехал в Москву, он приехал ко мне домой с бутылкой очень хорошего коньяка уговаривать сниматься. Он мне сказал, что мы режиссера близко не подпустим, что он, мол, специально для этой картины уходит с должности директора кинообъединения и становится директором картины, что я могу делать, все, что захочу. «Мы сделаем потрясающую картину», — у него было чутье фантастическое. Я поставил условие: вычеркнуть все слова про советскую власть.

— Это в конце-то 60-х?

— Все сделали. В 1968-м году. Вы не найдете в фильме ни одного слова пропаганды. Расскажу гениальную историю. Я дружил тогда с Романом Капланом, сейчас он известный человек, в Нью-Йорке у него ресторан «Русский самовар». А с 1963-го по 1972-й год, пока он не уехал, это был мой самый близкий друг. Он тоже прочитал сценарий и тоже начал меня уговаривать. Я начал сниматься. Две недели отснялся, приехал и понимаю, что ничего не получается. Ничего. Просто не идет и все. И я жалуюсь Роману, что у меня ничего не получается. И он говорит: «А ты представь себе, что белые — это коммунисты». И как в том анекдоте — «…и тут мне как поперло». Если внимательно посмотреть, это фильм об одиночке, о человеке, который борется с несправедливостью. Почему у нас сейчас не может быть так называемого положительного героя? Потому что положительный герой должен с кем-то бороться. А наше общество сгнило до такой степени, что герою придется бороться не с одним злодеем, не с бандой, а со всем обществом. Понимаете? Смешно сейчас придумывать, например, героя труда. Это как — герой капиталистического труда? Герой капиталистического труда? Это что такое? Ну давайте, у нас много таких героев. Самый большой герой труда — Абрамович. Березовский был героем труда. У нас масса героев-миллиардеров.

— Откуда пошло ваше увлечение востоком?

— Я ведь родился в трехстах километрах от границы с Китаем. Давно стал заниматься китайской философией. Начинал заниматься йогой, потом перешел в тибетский тантризм, а потом понял, что ничего на свете кроме даосов нет. Лао-дзы и Чжуан-дзы. И все.

— Это увлечение сохранилось до сих пор?

— Да, сейчас я практикую особое направление китайской гимнастики — тайцзицюань.

— Что скажите о работах в кино вашего сына Романа?

— У меня замечательный сын, я считаю, что фильм «ДухLess» — это лучшая картина из всего, что сделано в России за последние годы.

— Мне показалось, что фильм получился намного сильнее книги. Вы гордитесь сыном?

— И за эту работу, и за первые два фильма тоже. «Индиго» и «Одиночество крови». «ДухLess» — роскошная картина, прекрасно сыграл Данила Козловский. Я убежден, что это будет его лучшая роль. Они так слились душами с Романом, что картина получилась ужасно пронзительной. Вот он — положительный герой.

— Макс в «ДухLess» — положительный герой?

— Он положительный герой. Он пошел против, он выжил, прошел и огонь, и воду.

— Хотел спросить о фильме «Картина». Правда, что свою роль в этом фильме вы считаете лучшей?

— Да, я снялся в этом фильме в 1984-м году. Это был трехсерийный фильм, который по роману Гранина снял Булат Мансуров. Я играл главную роль. Фильм показали один раз. Все. Прошли юбилеи у меня, у Мансурова, у Гранина — тихо. Дошло до того, что академик Дмитрий Лихачев несколько писем написал, чтобы показали «Картину». Но ее показали как в насмешку — как только Булат Мансуров умер, на следующий день фильм показали. Это просто подлая, мерзкая, гнусная штука. В 1986-м году мне позвонили: «Литва просто разрывается, хочет тебя видеть». Я с удовольствием поехал в Вильнюс. Меня встречали как космонавта. Приезжаю на встречу со зрителями в кинотеатр — полный зал, 900 мест. В Литве. Почему? В чем дело? И один из руководителей мне объясняет: «Мы за год восемь раз показали по нашему центральному телевидению фильм „Картина“. Мы хотим, чтобы наш народ знал, что коммунисты сделали с вашим народом». — »Но вы же коммунист?« — «Да, коммунист, но я же литовец». Позже один из наших сенаторов в частном разговоре сказал мне, что эту картину никогда не покажут, потому что она поднимает самосознание русского человека. Это действительно моя лучшая роль.

— Выходит, ее никто не видел?

— Два раза фильм показывали, а надо показывать хотя бы раз в полгода. Потрясающий роман Гранина, закодированный. Но сейчас он прозрачен, ничего страшного там нет. Просто о русской культуре и о нашей стране.

— У нас получается интервью больше политическое, нежели об искусстве.

— Искусство абсолютно связано с политикой.

— Вы считаете?

— В любом случае.