Вторым представителем гордых закавказских республик, с которым пришлось довольно много намучаться офицерам арцизского радиотехнического батальона, был рядовой Алиев.

Был он крайне невелик ростом — не больше полутора метров. «Ростом с сидящую собаку» — шутил про него весельчак начальник штаба Максимчук. В связи с этим военная форма любых размеров, выпускаемых советской промышленностью, была для него огромна и сидела мешковато. Солдатский ремень ему вообще приходилось складывать чуть ли не вдвое.

Служил он все положенные законом и судьбой два года во взводе высотомеров, которым к моменту прихода Андрона в часть командовал лейтенант Риф Сулейманов. Риф часто рассказывал различные забавные истории, связанные с этим бойцом. Однако, хорошо зная склонность Сулейманова слегка преувеличивать глубину и красочность событий, а попросту говоря, приврать, большинство сослуживцев недоверчиво относилось к таким повествованиям — уж больно невероятными казались многочисленные приключения, происходящие с маленьким и тщедушным рядовым Алиевым.

Тем не менее, Андрону Савенко как-то раз довелось стать сперва непосредственным свидетелем одного из таких событий, а затем таким же непосредственным участником.

Здесь следует разъяснить два момента.

Первый заключается в том, что в батальоне многие офицеры формально числились на одних должностях, а исполняли совсем другие. Андрон Савенко, к примеру, первое время считался командиром взвода высотомеров, а затем инженером командно-технического узла, хотя все это время работал на своем радиолокационном комплексе. Лейтенант Сулейманов был официально приписан к станции П-37, а на деле командовал взводом высотомеров. И таких примеров можно было бы привести немало. Почему это происходило, Андрон не знал, да особо и не задумывался. Видимо, был в этом какой-то глубинный смысл.

Второй момент, требующий некоторого пояснения, состоял в том, что командир батальона майор Дегтярев демонстративно не ругался матом.

Ерунда, скажете вы. Отнюдь, возражу вам я.

Нелюбовь майора к русской ненормативной лексике была сколь наигранна, столь и нелепа в обстановке службы в Вооруженных Силах Советского Союза.

В армии матом не ругались — на нем разговаривали, общались между собой офицеры и прапорщики. С помощью мата можно было легко передать самый тонкий нюанс какой-нибудь технической проблемы. Без использования матерных слов, скажем, ремонт любого технического объекта затянулся бы стократ, поскольку официальные названия составляющих, запасных частей и принадлежностей радиолокационной станции были сложны, длинны и малопонятны нормальному человеку. А на практике все эти лампы бегущей волны, фидеры или блоки генератора случайных чисел заменялись короткими, как выстрел, синонимами — «х.вина» или «пое.нь». И всем все было понятно…

Про солдат и сержантов и говорить не приходилось. Учитывая многонациональность личного состава и крайне слабый уровень знания русского языка многими представителями южных республик, матерный язык становился единственно возможной формой взаимопонятного общения между ними. От использования ненормативной лексики в ходе боевого дежурства, таким образом, напрямую зависела обороноспособность страны и мирное небо над головой наших сограждан.

Майор же Дегтярев, приняв в свои руки бразды правления батальоном, объявил беспощадную войну матерному вербальному контакту, а скорее всего, попросту хотел всем показать, кто есть «ху» во вверенной ему воинской части.

Он официально запретил всем офицером и прапорщикам нецензурно выражаться не только в его присутствии, но и при ежедневном общении между собой. Карал за малейшие нарушения этого запрета Дегтярев строго и унизительно. Отчитывал каждого, невзирая на присутствие при подобном аутодафе подчиненных, чем явно не способствовал росту авторитета офицеров у личного состава.

Про солдат и вовсе речь не шла. Каждый начальник был обязан строго пресекать любую попытку подчиненного употребить постыдные слова.

Ну, а теперь, собственно, сама история.

В один прекрасный июньский день лейтенант Савенко шел со своего комплекса в «роту» (расстояние между местом дислокации казармы, столовой, кухни, гаража и иных хозпостроек до места расположения всей боевой техники составляло метров семьсот-восемьсот). Перпендикулярным курсом, но в том же направлении, следовал рядовой Алиев. Вид у него был для советского солдата просто чудовищный: подворотничок отсутствовал напрочь, ремень, как говорится, «на яйцах», давно не чищенные сапоги «гармошкой», пилотка за ремнем, верхняя пуговица гимнастерки расстегнута. Алиев готовился на «дембель».

Не желая останавливать бойца и отчитывать его за разгильдяйский внешний вид, что непременно сделал бы любой кадровый офицер, Андрон слегка притормозил, пропуская Алиева на десяток метров вперед себя. И тут же об этом глубоко пожалел, поскольку через мгновение увидел комбата, идущего той же тропкой им навстречу. Понимая, что «попал» («Почему вы не сделали замечание солдату, товарищ лейтенант! Увас-то у самого что за вид?!" и тому подобное), Савенко благоразумно укрылся за одним из холмов, на которых располагалась техника, и поэтому стал не очевидцем, а только слушателем замечательного общения майора Дегтярева и рядового Алиева.

— Рядовой Алиев! Ко мне! — в голосе майора чувствовалась скрытая ярость. После мата он больше всего ненавидел неопрятный внешний вид.
— Рядовая Алиева по ваша приказаний прибыль! — пролепетал перепуганный Алиев на малопонятном языке.
— Что у вас за внешний вид, товарищ солдат?! — громовым голосом вопросил Дегтярев.
— Нешни вит, — еще тише молвил Алиев, точь в точь, как герой передачи «Наша Russia».
— Почему у вас верхняя пуговица расстегнута?! Да у вас ее вообще нет! — продолжал свой воспитательный процесс майор. — Где ваша пуговица, Алиев?!
— Сп&$дили, товарищ майор! — радостным голосом ответил солдат, радуясь, что хоть на один вопрос командира батальона он может ответить внятно.

По воцарившейся тишине Андрон понял, что у комбата перехватило дыхание от вопиющей, неслыханной дерзости солдата.

— Кто сп&$дил??? — услышал Савенко сдавленный голос Дегтярева. Видимо, майор был настолько обескуражен, что, забыв свой собственный приказ, употребил в разговоре столь ненавистное ему слово.
— Х@# его знает! — чётко и громко отрапортовал Алиев.

Андрон задохнулся от смеха. Он беззвучно ржал, рыдал, складывался пополам и топал ногой оземь. Это было невероятно, неправдоподобно смешно!

Дегтярев помолчал еще несколько секунд и выдохнул уже совсем беззвучно.

— Идите, товарищ солдат…

Потом были долгие и мучительные разборки с награждением непричастных и наказанием невиновных. Взыскания от командира батальона получили многие: и ротный Мейерович, и лейтенант Сулейманов, не говоря уже об Алиеве. На дембель он ушел последним из своего призыва. Андрон тоже получил выговор. За что, спросите вы. Ну, а как же, ведь формально начальником несчастного Алиева был именно он. Да и комбат Дегтярев на втором месте после солдат больше всего не любил двухгодичников…