Советский Союз, как известно, являл собой пример чрезвычайно многонационального сообщества. Пятнадцать братских республик, более ста национальностей и народностей каким-то образом умудрялись более или менее дружно проживать на 1/6 части земной поверхности. Ну, а что? Места было много, никто особо друг другу на ноги не наступал и в затылок не дышал.

Вообще, интернационализм был одним из краеугольных принципов марксизма-ленинизма — основной идеологии и философии советского периода. На страницах советских газет, по радио и на телевидении регулярно появлялись статьи и передачи об уверенных победах пролетарского интернационализма как над буржуазным национализмом, с одной стороны, так и над не менее буржуазным космополитизмом, с другой.

Советская Армия, что вполне естественно, была как бы страной в миниатюре, а потому представляла такой же хитросплетенный многонациональный конгломерат.

До начала своей службы в рядах вооруженных сил Андрон Савенко в своем родном Смоленске общался, дружил и проводил время в кругу людей довольно ограниченного числа национальностей и народностей. В подавляющей своей массе это были русские. Довольно часто встречались украинцы, реже белорусы. Еще реже — евреи. Впрочем, последние, учитывая имевший место в нашей стране латентный антисемитизм, старались не афишировать свою исконную национальность и записывались в метриках русскими или теми же украинцами…

В армии все было гораздо сложнее и любопытнее.

Среди офицеров и прапорщиков, конечно, присутствовали, в основном, опять-таки те же самые русские и украинцы. Был еще белорус Олег Русецкий, двухгодичник-литовец Роландас Виршилас, тоже двухгодичник, но уже армянин, Наири Ароян, татарин Риф Сулейманов, башкир Рустам Гутов, молдаванин Федя Кохненко. Был также очень колоритный седоусый командир роты капитан (еще один пятнадцатилетний!) Мейерович (ну, сами понимаете, почему).

Рядовой же состав был представлен намного шире. К примеру, только в расчете радиолокационного комплекса, на котором служил Андрон, были: русский Гриша Ивченков, украинцы Валера Вагилевич, Любомир Салий, Юра Глущук, лезгин из Нахичевани Зульфугаров Нариман Сейфаддин-оглу, был таджик Сунатулло Рахматуллоевич Зикриеев, казах Молоев, киргиз Малоев, грузин Каматадзе (он же Катамадзе), аджарец Саша Чичуа, чеченец Давлетукаев. В соседних расчетах служили молдаване Гроссу и Лупя, азербайджанец Алиев, армянин Погосян, туркмен Джумадурды Гурбанов, узбек Раджабов.

Были среди бойцов и отличные ребята! Встречались и откровенные г…ки, но реже. Общались все между собой на русском языке, хотя многие, особенно представители среднеазиатских республик, знали его, мягко говоря, условно.

Некоторые из них попали в армию случайно. Казах Молоев долгое время скрывался от своего почетного долга и обязанности в бескрайних казахских степях на выпасе овец и был совершенно случайно обнаружен местным военкомом, когда забрел в райцентр за провизией. Говорили, что родные Молоева предлагали за него выкуп в размере пяти баранов, но что-то там у них не срослось, и Молоев на два года пополнил ряды защитников Отечества. Был он крайне ленив и малообразован. Технику не знал абсолютно, для боевого дежурства был по этой причине не приспособлен. Запомнился Молоев Андрону только тем, что в канун какого-то общенародного праздника в одно лицо сожрал большой торт, который офицеры расчета вскладчину купили для всех солдат комплекса. За этот действительно скотский поступок ротный Мейерович объявил Молоеву строгое взыскание с «занесением в грудную клетку». Заканчивал службу этот воин свинарем, что вполне устраивало и отцов-командиров, и самого Молоева, и даже свиней…

С другой стороны, киргиз Малоев, не смотря на всего лишь однобуквенное отличие в фамилии, был чрезвычайно старательным и ответственным служакой. В итоге, ко второму году службы он стал лучшим в батальоне оператором высотомеров. К Андрону Малоев относился с благоговением, поскольку Савенко, с детства знавший почти наизусть киргизский народный эпос «Манас», как-то сравнил оператора-высотомерщика с одноименным великим героем всего киргизского народа.

Вообще, к Андрону практически все бойцы относились по-доброму и с уважением, поскольку двухгодичник так и не смог взять на вооружение один из основных офицерских постулатов того времени: «Солдата куда ни поцелуй, всюду ж.а». Он сам себя чувствовал то ли офицером, то ли солдатом, и так и не смог с этим вопросом точно разобраться до самого конца службы.

Представители закавказских народностей были несравненно более образованы и попросту умны, чем их среднеазиатские коллеги. Хотя нрав у горцев был очень непростой. Держались они дружно, называли казахов, таджиков и разных прочих «шведов» в неформальной обстановке «чурками» и могли запросто «зачмырить» по поводу и без.

Хотя и тут встречались исключения.

Главными представителями исключений среди всех уроженцев Закавказья и Северного Кавказа были грузин Каматадзе (он же Катамадзе) и азербайджанец Алиев.

В реальности Каматадзе был все-таки Катамадзе. Однако настолько плохо говорил по-русски, что однажды неправильно назвав свою фамилию при общении с русскоязычными представителями военкомата, он на два года был вынужден откликаться на фактически чужую фамилию, не имея физической возможности объяснить отцам-командирам, насколько они ошибаются.

Был Каматадзе невысок ростом, коренаст и рыжеволос. Такая же рыже-бело-серая щетина постоянно присутствовала на его щеках, несмотря на то, что брился он исправно. Родом он происходил из какого-то высокогорного аула и в армию попал, видимо, тоже по случайности. Звали его все офицеры и сослуживцы просто «биджо», что, как всем известно из великого фильма «Мимино», означает «молодой человек» или просто «парень». Каматадзе не возражал (а хоть бы и возражал!) и охотно отзывался на родное грузинское слово.

Биджо любил постоянно напевать какие-то грузинские песенки, но при этом, что крайне удивительно для грузина, не имел ни слуха, ни голоса и всегда жутко фальшивил.

Как-то раз Андрон, который любил поговорить с подчиненными, что называется «за душу», спросил у бубнящего себе под нос какой-то очередной хит Каматадзе.

— Слушай, биджо, а ты в Тбилиси был?

— Бил, товарищ летенант! — охотно отозвался Каматадзе.

— Здорово! А я вот не был, — признался Андрон. — Красивый город?

— Э! Очень красиво город! — засмеялся биджо, видимо вспоминая родину.

— А какая в Тбилиси главная улица, знаешь? — решив устроить бойцу маленький тест на сообразительность, поинтересовался лейтенант.

— Какой главный улиц? — не понял Каматадзе.

— Ну, как называется самая главная улица в Тбилиси, знаешь?

— Нет, товарищ летенант, не знай…

— Вот видишь, биджо, ты в Тбилиси был — и не знаешь, — улыбнулся Андрон. — А я вот не был, а знаю! Главная улица в Тбилиси называется проспект Шота Руставели!

Каматадзе внимательно посмотрел на Андрона и тихо отошел в сторону. Молчал он минут пятнадцать, неотрывно глядя в одну точку. По его лицу было видно, что он крайне обескуражен и поражен.

Андрон решил, что на этом разговор окончился и продолжал заниматься своими делами. Неожиданно кто-то потянул его за рукав. Савенко оглянулся и увидел довольное, улыбающееся во весь рот лицо Каматадзе.

— Э-э! Ты врешь, товарищ летенант, — радостно сказал биджо. — Ты там бил!..