Командир Лютый: С первых дней «за лентой», в первой линии обороны, так и стоим

Уже несколько месяцев в Херсонской области российские подразделения противостоят попыткам ВСУ прорвать оборону. Происходит это так: планы противника вычисляются с помощью дронов–разведчиков, после этого по скоплению техники работает артиллерия.

Недавно здесь успешно начали применять установку залпового огня, которую изобрели сами бойцы мотострелкового полка на базе знаменитого ГАЗ–66 прямо здесь, на передовой. Изобретение оказалось в прямом смысле «убийственным» сюрпризом для нацистских войск ВСУ. Ударной мощи установки хватает даже для уничтожения вражеских танков на правом берегу Днепра.

Кроме того, облегченная установка «Град» отличается большей маневренностью и скорострельностью. Её называют «Катюша», а еще — «Лютомобиль», по имени автора идеи — нашего земляка, смолянина, командира с позывным «Лютый» (претворяли задумку в жизнь и конструировали установку бойцы Бес и Гиви).

Лютый — заместитель командира батальона и начальник артиллерии мотострелкового полка. «За ленточкой», в первой линии обороны, — с первых дней несения службы в зоне боевых действий. Свое участие в спецоперации считает абсолютно логичным и единственно правильным выбором. Награжден медалями «За отвагу», «За укрепление боевого содружества».

Мы встретились с Лютым, когда он прибыл в Смоленск в отпуск. Отпуск первый за год несения службы на линии соприкосновения. Всего две недели на то, чтобы вновь ощутить тепло семейного очага. А потом назад, на передовую.

— Павел, значение вашего «Лютомобиля» переоценить сложно — наши войска уже около полугода не позволяют нацистам прорвать оборону левого берега Днепра. А как это происходит? Как вы уничтожаете врага?

— Береговая линия находится под круглосуточной охраной. Наша разведка получает данные о том, что ВСУ готовят прорыв, и тогда артиллерия работает на упреждение. Коптеры подняты — видим — враг. Наводится и корректируется артиллерия, в том числе, и наш самодельный «Град» (более облегченная и проходимая версия «Града»), так и уничтожаем врага.

— Вы так буднично рассказываете об этом...

— Ну а как? Мы там живем, это наша жизнь. Мы туда и пошли, чтобы победить врага.

— Когда это стало вашей жизнью?

— С 24 сентября 2022 года. Как и у нашего мотострелкового полка. До этого я служил в железнодорожной воинской части, потом вышел на пенсию. И тут началась СВО. Я сначала пытался восстановиться и попасть в зону боевых действий по контракту, но там офицеры не требовались, по контракту набирались обычные стрелки. Пока я оформлялся, началась частичная мобилизация, и по итогу меня мобилизовали в этот полк.

— Сами пришли в военкомат?

— Конечно, сам пришел. Мне бы и повестка не пришла, я был прописан при части. Поэтому сам был на связи с военкомом.

— До этого вам не приходилось в зоне боевых действий служить?

— Нет.

— Для вас были какие–то неожиданности? Насколько сложно было вливаться в новую реальность?

— Ну, это в любом случае трудно. Мы учились пять лет на офицера и познавали всё в теории. А там уже увидели на практике. Тем более, это современная война: коптеры всё снимают, это немного другая война, чем та, которой нас учили. Та стратегия, которую преподавали на уроках, здесь не проходит. Но сейчас все уже освоили новые профессии. У нас обучились гранатометчики, корректировщики, операторы БПЛА.

— Вы учились не в Смоленске?

— Нет, я окончил один из старейших военных вузов страны — военно–транспортный университет железнодорожных войск в Санкт–Петербурге. В Смоленск нас перевели усилением (перевели целиком весь наш батальон) и дислоцировали в Красном бору. Здесь, в Смоленске, женился, дети родились, квартиру купил. И так и остался здесь.

— А как семья восприняла ваше решение отправиться в зону боевых действий?

— Они меня прекрасно поняли. Они знают, что я военный, я офицер, и в любом случае буду защищать свою Родину и свой народ.

— У тех, с кем вы там несете службу, у всех именно такой настрой? Или кто–то поехал, прежде всего, от неустроенности здесь, или заработать?

— Про заработать — в моей воинской части такие не встречались. У нас практически все — мобилизованные, и деньги для них не главное. Они (деньги), конечно, всегда нужны, здесь остались семьи, которые должны на что–то жить. Но в основном все ребята у нас на патриотическом духе.

— Когда у вас заканчивается срок мобилизации?

— Когда президент России скажет.

— Вы сейчас приехали в отпуск впервые за год. Но насколько знаю, каждые полгода должны отпускать. Или я ошибаюсь?

— Должны. Но мы находимся на первой линии обороны, и у нас свои директивы приходят: не более 5–10 процентов личного состава отправляют в отпуска. Поэтому всё согласно графику.

— На первой линии обороны вы постоянно находитесь, или меняетесь?

— Нет, мы практически с первого дня стали первой линией.

— Когда вы узнали, что предстоит служить на передовой, было страшно?

— Нет. Конечно, ничего не боится только дурак... Но мы в полной мере осознавали, что мы будем постоянно в столкновении с врагом, и враг будет повержен.

— Это убеждение не покидало? Не было моментов отчаяния?

— Нет, ни в коем случае.

— Даже когда наши войска оставляли какие–то территории?

— Наш полк не оставлял территории, мы держимся и врага не пропустим ни при каких обстоятельствах.

— Много смолян насчитывает ваш полк? Там же, наверное, разные подразделения.

— Мы там живем все вместе, стоим в одной линии обороны. У нас 80 процентов личного состава — Смоленск и Смоленская область, и 20 процентов это брянские.

— К вам приезжали из Смоленска какие–то представители власти?

— Да, Анохин приезжал. Но конкретно прямо к нам на первую линию — это небезопасно приезжать, это не приветствуется, к нему выезжали навстречу наши представители.

— Какие–то просьбы получилось передать через него?

— Да. Нам администрация постоянно помогает.

«Наш полк не оставлял территории, мы держимся и врага не пропустим ни при каких обстоятельствах»

— В каком плане?

— Питание, коптеры, скобы, гвозди... Всё то, что необходимо.

— От родных и близких приветы в какой–то форме передавали?

— Привозили, передавали. И письма детские постоянно передаются. Есть и еще группа волонтеров в Смоленске, которая привозит гуманитарную помощь, и посылки, которые из дома жены отправляют.

— Сколько вашим детям лет? Они папу сразу узнали, когда приехал?

— Дочке скоро будет 5 лет, сыну сейчас 10 лет. Оба помнят, конечно. Дочка сразу папу узнала, бежала ко мне. Жена рассказывает, когда на улице военного видит, сразу кричит: «Папа». Но меня она сразу узнала.

— Сколько у вас времени на это семейное счастье отпущено?

— 14 дней (вместе с дорогой). Но мне надо успеть еще к родителям в Курск съездить, здесь с детьми побыть, какие–то дела уладить, и обратно — туда.

— Супруге, наверное, очень непросто приходится?

— Ну, конечно, с двумя детьми, еще работа — тяжело. Да и в доме мужская рука должна быть. Но сейчас, прежде всего, надо врага выбить. Война закончится — вернёмся.

— Вы, наверное, обратили внимание, как широко нынче отмечается 1160–летие Смоленска и освобождение Смоленщины от фашистских захватчиков. Четвертые выходные подряд идут широкие гуляния. Вас как человека, на считанные дни вырвавшегося из зоны непрекращающегося огня, не «напрягает» всё это веселье?

— Нет, ни в коем случае! Здесь жизнь продолжается, и дети должны радоваться жизни, расти с ощущением счастья. А папки сделают свое дело и вернутся домой.

— У вас же здесь есть немало друзей и знакомых из гражданских. Их настроения и патриотический накал отличаются от ваших?

— Нет. Они ждут. Если сюда придет враг, они готовы взяться за оружие и встать на защиту своей Родины. И сомнений ни у кого нет.

— Никто из ваших знакомых не прятался от мобилизации?

— Нет, из моих знакомых — точно нет. Такие не были бы моими знакомыми. Я считаю, что мужчина должен защищать свою Родину.

— Когда здесь встречаетесь с людьми, наверняка звучит множество вопросов о фронтовых буднях. А есть какие–то вопросы, которые, вы считаете, не стоит задавать?

— Знаете, людям, которые здесь, вовсе не обязательно разбираться в нюансах боевых реалий. Поэтому даже когда мои родственники начинают спрашивать, я отвечаю так: «Не стоит вам в это вникать. Вы занимайтесь своим делом, а мы будем заниматься своим».

— То есть, не всё хочется рассказывать?

— Конечно. И не всё можно, я считаю. Зачем рассказывать про то, как люди погибают?..

— А о чем бы вам непременно хотелось бы рассказать?

— О том, что смоляне с доблестью и честью стоят в обороне, что врага они не пропустят. И сколько бы ни было людям лет — все наши держатся и побеждают врага.

— За этот период времени какое самое яркое событие вам вспоминается?

— Там событий много. К сожалению, большей частью печальных. Когда ГЭС взорвали, мы находились рядом и оказывали помощь по спасению и мирного населения, и военнослужащих... Сейчас у нас немного потише стало. А первое время противник действовал очень нагло. Они били, не жалея снарядов. Причем, били не точечно, они били мирное население. Палили просто по жилым кварталам, по домам, в которых находились люди, там, где нас не было. То есть, они и позиции, и жилые дома обстреливали. Снаряды летели в больших количествах и из самых разных орудий. Но мы их уничтожаем. Как только появляется, сразу уничтожаем. Поэтому враг уже близко боится подходить: знает, что нашими наблюдателями он будет обнаружен, и артиллерия его сразу начнет выбивать.

— Есть ощущение, что чисто психологически перелом произошел в ходе спецоперации?

— Конечно. Им уже тяжело, потому что они несут потери, причем, колоссальные. И по оружию, и по людям. По всем направлениям.

— Там «сборная солянка» воюет сейчас, или в основном украинцы?

— В основном уже наемники. Украинцев там всё меньше и меньше остается. А наемники работают за деньги.

— Самое радостное событие за всё это время какое?

— Отпуск. Взять своих детей на руки — самое радостное событие за прошедший год. Еще сейчас доеду до родителей, маму с папой, сестру увижу. Ради их улыбок мы и делаем там мир. Чтобы не пришли враги. Вот мои родители живут в трех километрах от Украины, и им тоже там летит. Хочется, чтобы мир был, и все фашисты погибли.

— Спасибо большое, что выкроили время на эту встречу! Спасибо за то, что вы там делаете! Храни вас Господь!

— Спасибо!