Евгений Каманин: «Организация системы здравоохранения требует «капитального ремонта»

Летом мы дружно (или почти дружно) проголосовали за внесение поправок в Конституцию. Их всенародному одобрению предшествовало напряженное обсуждение — и на всенародном, и на экспертном уровне.

Отдельно и подробно рассматривался вопрос по поправкам, которые могут и должны вывести на новый уровень доступность и качество оказания медицинской помощи населению.

Перед голосованием это самое население с помощью рекламных роликов убеждали, что после одобрения поправок все беды здравоохранения окажутся в прошлом… Увы. Реалии вновь и вновь заставляют нас задаваться вопросами: «Почему?» и «Доколе?» Вопрос доступности медпомощи для жителей глубинки по–прежнему актуален.

Сказать, что он не решается вообще, конечно, нельзя. К примеру, благодаря нацпроекту «Здравоохранение», спустя четверть века в Смоленской области вновь начала работать санитарная авиация. В рамках этого же национального проекта нуждающиеся онкобольные получают бесплатно дорогостоящие препараты, да и если говорить в целом, нацпроект «Здравоохранение» направлен, в том числе, на решение проблем доступности оказания медпомощи.

Вместе с тем, главная проблема доступности — острый дефицит квалифицированных медработников — остается нерешенной. Особенно остро этот дефицит ощущается в районах региона.

Необдуманные реформы здравоохранения практически «добили» медицину в российской глубинке. Что касается Смоленской области, теперь больные из большинства районов могут быть прооперированы только в Смоленской областной больнице. Благо, пока «мощности» позволяют, и районная медицина уничтожена еще не везде.

И то, что медицинское сообщество и губернатор Островский уже не первый год на всех уровнях доказывают необходимость возвращения системы послевузовского распределения — это выстраданное. Потому что за тридцать лет перестроечных экспериментов здравоохранение «разбомбили» до такой степени, что никакие «подъемные» для молодых специалистов ситуацию с нехваткой медицинских кадров в районах не изменят.

Те же «перекосы» в федеральных решениях привели к «вымыванию» узких специалистов из поликлиник…

О том, насколько помогает решить вопрос доступности оказания медицинской помощи национальный проект «Здравоохранение» и без чего на самом деле не решить системных проблем отрасли, мы поговорили с человеком, который почти 35 лет возглавляет Смоленскую областную клиническую больницу, доктором медицинских наук, профессором, заслуженным врачом России, председателем Совета главных врачей Смоленской области Евгением Каманиным.

— Евгений Иванович, вот уже третий месяц пошел, как в регионе после длительного перерыва вновь налажена работа службы санитарной авиации. «Воздушная скорая помощь» заработала благодаря нацпроекту «Здравоохранение», и значение этого события сложно переоценить. Особенно если мы говорим о доступности оказания медпомощи. Это, пожалуй, самое прорывное направление в вышеназванном нацпроекте. Или я ошибаюсь?

— На базе Смоленской областной клинической больницы в рамках нацпроекта «Здравоохранение» в настоящее время реализуются региональные программы по трем направлениям: «Развитие первичной медико–санитарной помощи» (это как раз санитарная авиация, с которой мы начали наш разговор), «Борьба с онкологическими заболеваниями» и «Борьба с сердечно–сосудистыми заболеваниями». И я бы не стал сравнивать их по важности, потому что они все жизненно необходимы и все важны.

— Давайте тогда подробнее по каждому направлению поговорим.

— Что касается онкобольных, на базе СОКБ проходит химиотерапия, лучевая терапия и оперативная хирургия. И вот как раз обеспечение больных, которые нуждаются в химиотерапевтическом лечении необходимыми препаратами, происходит в рамках реализации нацпроекта по программе «Борьба с онкологическими заболеваниями».

Что касается кардиологии. Мы смогли значительно расширить наши возможности по стентированию — уже две рентген–хирургические операционные у нас работают. Как только поступает больной с подозрением на инфаркт, ему сразу делают коронарографию (о чем раньше могли только мечтать) и в случае необходимости ставят стенты в те сосуды, которые не обеспечивают достаточный приток крови к мышцам сердца. Это серьезные операции. И если раньше мы таких больных направляли в Москву, то теперь это делается здесь, в сосудистом центре. Только за прошлый год мы выполнили 800 таких операций. И практически каждая такая операция — это спасенная жизнь (когда больных привозят своевременно в начальной стадии инфаркта, это предотвращает обширный инфаркт).

— Это ведь очень дорогая операция?

— Дорогая, да. Поставить стент одному человеку стоит порядка ста тысяч рублей. Но для больных это бесплатно, финансируются эти операции по программе «Борьба с сердечно–сосудистыми заболеваниями» в рамках нацпроекта, часть денег идет из ФОМС, часть — из областного бюджета. В прошлом году еще губернатор выделял дополнительно 40 миллионов на эту программу.

— Хватает этих ресурсов, чтобы всем нуждающимся провести такие операции?

— Да. По крайней мере, мы никому не отказываем, тем более — это больные экстренные, здесь планы не построишь: поступает больной с предынфарктным состоянием, ему тут же делается коронаграфия и, если есть необходимость, сразу ставим стент.

И третья программа в рамках нацпроекта — санитарная авиация. Её ключевые задачи: оказание экстренной медпомощи гражданам, находящимся в труднодоступных и удаленных от медицинских организаций населенных пунктах, и быстрая транспортировка «тяжелых» больных.

— Санитарная авиация — это же «хорошо забытое старое»?

— Да. Очень давно, лет 25 назад у нас был вертолет старого образца… А нынче в июле мы получили современный специализированный вертолёт. Он полностью оснащен всем медицинским оборудованием, которое позволяют проводить реанимационные действия и интенсивную терапию уже во время полета. Пока его возможностей нам хватает, при том, что мы летаем достаточно интенсивно. Вот, сегодня очередной пациент полетел в Москву...

Поначалу были некоторые трудности с транспортировкой в Москву, так как вертолет рассчитан по заправке топлива на 400 километров (200 километров в одну сторону и 200 обратно). Но нашли возможность дозаправок, а также договорились, чтобы там при посадке на вертолетной площадке уже была наготове санитарная машина, которая доставляет больного в нужную клинику, которая уже готова его принять. И не только в московские медицинские центры транспортировка тяжелых больных стала возможной. Недавно на вертолете мужчину с пороком сердца доставляли из нашего «Красного креста» в кардиологическую клинику Санкт–Петербурга. На борту его сопровождала медицинская бригада с нашим анестезиологом–реаниматологом.

Но большей частью вертолет все–таки используется в пределах Смоленской области. Практически в каждом районе есть площадки для его посадки, и нет необходимости обустраивать специализированные вертолетные площадки.

— В каких случаях вертолет вылетает в район?

— К примеру, звонят из района — к ним поступил тяжелый больной, и по их оценке, больной не траспортабелен, но диагностически непонятен. Тогда туда направляется бригада специалистов (в зависимости от ситуации — кардиолог, нейрохирург, гинеколог, реаниматолог, хирург) на вертолете. Больного смотрят на месте и принимают решение: либо забирать сюда, в областную больницу, либо (если транспортировка невозможна) оперируют на месте.

— Евгений Иванович, вертолет — это, конечно, «палочка–выручалочка». И было бы вообще чудесно, если бы он использовался действительно в крайних случаях. Но когда в районах области практически перестали оперировать, и со всех концов в СОКБ едут (даже с аппендицитом) — это же катастрофа!

— По районам действительно сложная ситуация. Там больше амбулаторное лечение, даже крупные больницы, которые раньше оперировали… увы. Конечно, нормальной такую ситуацию не назовешь. Ведь мы могли бы больше делать высокотехнологичных операций (плановых), но когда привозят из района с тем же аппендицитом, отказать невозможно. Мы берем всех. Здесь все 26 операционных загружены каждый день.

— И Смоленская область ведь не исключение?

— Да, подобная ситуация практически во всех регионах сейчас. В районах нехватка медицинских специалистов (особенно хирургов) достигла угрожающих размеров. Та же история в поликлиниках с узкими специалистами, потому что сократили прием в ординатуру по этим специальностям, все ресурсы бросили на первичное звено.

— Прямо как с ФАПами: сначала безоглядно сокращали, абсолютно пренебрегая голосом регионов, теперь возрождают…

— Я глубоко убежден: организация системы здравоохранения требует «капитального ремонта». Ведь доктора есть, хорошие доктора. Но если нет четкой организации всей системы, проблемы решаться не будут. Вот, смотрите, наш губернатор, чтобы решить проблему кадров на селе, выступил с инициативой выделять молодым специалистам по миллиону рублей, если они едут туда работать. Дума согласовала. Выделили. Не работает! Дефицит специалистов как был, так и остался. Из двенадцати миллионов лишь один оказался востребован.

— Почему?

— Приведу конкретный пример. Поехал молодой хирург в один из районов (не буду называть), вернулся сразу же, и никакие подъемные не нужны. Потому что, если бы было послевузовское распределение, там бы уже работал какой–то хирург, рядом с которым этот молодой специалист набрался бы опыта, почувствовал уверенность. А так он приехал, и он там один. И не дай Бог первую операцию сделает неудачно, всё… он мало того, что приобретет неуверенность, его еще и под суд отдать могут. Не удивительно, что он боится оперировать в такой ситуации. Но мало того, что он приехал, и там нет рядом опытного хирурга, который бы его «поднатаскал», там еще и анестезиолога нет! Поэтому во многих районах сейчас сложилась абсолютно патовая ситуация с хирургами. И без возвращения системы послевузовского распределения эту проблему не решить.

Вот я после института по распределению поехал на три года в Челябинскую область, в районный город Троицк. Мне сказали, что я эти три года должен отработать лор–врачом. Я приехал, а там в больнице уже был лор с пятилетним стажем. И он меня учил, «натаскивал», помогал. А что бы я один там сделал?

Вот поэтому молодые специалисты и боятся ехать сейчас в районы — там не у кого поучиться, не у кого спросить. У молодого специалиста обязательно должен быть наставник, сам ты сразу ничего не сделаешь. Повторю: без распределения молодых специалистов мы никогда районы врачами не укомплектуем. И я не понимаю, что мешает отправлять по распределению студентов, хотя бы тех, которые отучились на бюджетных местах? В этом ничего страшного нет, зато приобретается неоценимый опыт. Для будущих специалистов — только польза от системы распределений была бы.

Судите сами: в Смоленске молодого врача по году, а то и по два могут даже не допустить до операционного стола, потому что есть, кому оперировать. В районе же при поддержке наставника он бы не простаивал так долго, и вернулся бы в Смоленск (или в другой регион) уже опытным специалистом. А остаться в Смоленске для того, чтобы то время, которое ты мог потратить на свой профессиональный рост, израсходовать на то, чтобы просто «подносить инструменты» — я никогда не пойму такого выбора. На мой взгляд, для молодого специалиста в распределении «плюсов» гораздо больше, чем минусов.

Кстати, я поехал по распределению на три года, а отработал там семь. И не жаловался. Никто не жаловался. Было интересно. Конечно, можно сказать, что «время было другое», мы радовались комнатке в общежитии без удобств, с печным отоплением. Радовались, что нам доверяют самостоятельно оперировать. Например, у меня — молодого специалиста — по семь операций в день было. Вот это школа жизни была! Поэтому я не вижу никакого негатива в распределении. Я, когда лекции читаю, всегда спрашиваю у студентов, как они относятся к этому, согласны ли они, чтобы вернули систему распределений. И в большинстве они отвечают: «Да, конечно!» Те, кто видит себя врачом (кто для этого пошел учиться), голосуют за распределение. Другое дело, что мы имеем печальную статистику: почти 40% выпускников медвузов к постели больного не идут, они выбирают другой путь. Но это отдельная тема...